Читаем Собрание пьес. Книга 2 полностью

Он. Было время, когда на земле царили дикие, не сознавшие себя силы. Тогда земля наша была еще грубее и беднее, чем ныне. Но возник творящий дух человека, и каждый проживший на земле взлелеял в себе и отдал земному миру свою духовную силу. Шли годы за годами, тысячи лет сменялись. Изливаемая в воздух земной жизни сила человеческого духа умножалась, и вот земля наша становится духовнее, и самый воздух наш способнее для передачи мыслей, чем в отдаленные времена. Настало время, когда дух человека должен ускорить этот творческий процесс и пронизать нашу атмосферу голубыми молниями высоких мыслей.

Она. О, как мудры твои речи, как мудры! Когда ты говоришь так, мне кажется, что эти скалы внимательны к твоим словам, и что самый воздух заслушался, и лунные тени дрожат от восторга. Как я тогда люблю тебя! Люблю твой ясный взор, люблю твой глубокий голос, подобный голосу божества!

Он. То, что я познаю мыслью, ты постигаешь чувством. Может быть, в тебе уже возникает та высокая способность, интуиция, которая нашим потомкам заменит медленно ползущий разум. Она поможет им познавать совершеннее и быстрее. Поэтому ты и ушла со мною из того мира, где люди думают только о полезном.

Она. Я люблю тебя и с тобою буду всегда и везде.

Он. Там, внизу, на земле, люди без конца умножают богатства и практические знания, но жажда души остается без утоления, и скоро людям нечем станет жить. Никто не насытит их душевного голода, не утолит их жажды.

Она. И тогда они придут к нам, — к тебе.

Он(улыбаясь).

Ты думаешь, придут?

Она. Люди всегда приходят к тому, кто умеет ждать.

Он. Тогда над жизнью восторжествует искусство.

Она. Искусство и красота.

Он. Да, искусство со всеми его чарами. Музыка, живопись, театр пышно расцветут и вновь очаруют и преобразят человека. Но когда я жил среди людей, они издевались над моими словами, и слово «мечтатель» было равносильно слову «глупец». Они меня ненавидели! Как странно! За что?

Она. Они тебя не понимали. Не могли понять!

Он. Им совсем не нужно было того, чему я их пытался учить. Они не слушали меня, и запрещали мне говорить, и не хотели дать мне приюта в своей среде. Помнишь эту свирепую старуху, которая потребовала, чтобы мы оставили ее дом?

Она. Она была злая и глупая.

Он

. И я удалился от них в горы.

Она. Но рано или поздно они тебя все-таки поймут. Они пойдут за тобою.

Он. Поймут ли? А и поймут, так пойдут ли? Не разумом же направляется их жизнь!

Она. Ведь я же пошла за тобою.

Он. Ты — единственная из женщин. Ты меня полюбила, а любовь делает чудеса.

Она (улыбаясь). Разве я одна пошла за тобою? А твой верный слуга и твоя верная собака? Или ты о них позабыл?

Он. Наш старый слуга — вернейший из людей. Он хочет понять, но есть области, для него навсегда недоступные. Ему остается только верность, неизменная, неподкупная, немного даже страшная, такая она железная.

Она

. Страшная? Почему?

Он. Из любви он ни перед чем не остановится.

Она. Нет, верность никогда не бывает страшною. Так сладко знать, что есть верность, что наш союз ничем не будет нарушен. Ничем!

Он. И собака моя более верна, чем могут быть верными люди, но не так, как люди. Вот почему я не называю их, когда говорю, что ты одна пошла за мною. Тебя вела ко мне не только верность, — ты пришла сама, своею волею движимая, и только по воле своей остаешься со мною.

Она. И всегда останусь с тобою, — потому что люблю, люблю, люблю!

Он. Милая, я знаю. Любовь за любовь, жизнь за жизнь, — может ли быть иначе!

Она. Ты хочешь сделать мир иным, — но разве и в этом мире ты недостаточно счастлив?

Он. Благодарю тебя, возлюбленная моя! Здесь, с тобою, иного счастья мне не надобно. Твоя любовь — как многозвездное тихое небо надо мною. Ничто не нарушает здесь мирного течения моих трудов.

Она

. Ты даже слишком усердно погружаешься в них. Я хотела бы больше видеть тебя.

Он. Но и работая, я всегда чувствую твое присутствие. Когда я один там, наверху, я знаю, что любовь моя со мною, здесь, близко. И мне хорошо. Уединение, красота и небо окружают меня, и в душе моей — великий покой.

Она. А тебе никогда не хочется сойти на землю?

Он. Нет. Зачем же?

Она. Земля — родная. Она глупая, но все же милая. К ней тянет.

Он. Ты скучаешь здесь?

Она. Скучаю? О, нет! Как ты мог подумать это! Когда я с тобою, мне хорошо. Когда ты уходишь, я думаю о твоих словах, душа моя хочет проникнуть в сокровенный смысл их. И душа моя полна, так полна… Мне иногда кажется, что мысли и мечты твои стремятся слишком бурным потоком и переливаются через берега моей души. Эти мечты, более высокие, чем я! О, какая женщина там, на земле, была так насыщена высокими мечтами! Там, на земле, где весело, шумно и почти совсем некогда думать.

Он. Да, вспоминай иногда о земле.

Она. Когда птица устанет парить в небесной лазури, она опускается вниз. Душа знает минуты падения, а падаем все мы на родную землю.

Он. Я бы хотел упасть на далекую звезду!

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих комедий
12 великих комедий

В книге «12 великих комедий» представлены самые знаменитые и смешные произведения величайших классиков мировой драматургии. Эти пьесы до сих пор не сходят со сцен ведущих мировых театров, им посвящено множество подражаний и пародий, а строчки из них стали крылатыми. Комедии, включенные в состав книги, не ограничены какой-то одной темой. Они позволяют посмеяться над авантюрными похождениями и любовным безрассудством, чрезмерной скупостью и расточительством, нелепым умничаньем и закостенелым невежеством, над разнообразными беспутными и несуразными эпизодами человеческой жизни и, конечно, над самим собой…

Александр Васильевич Сухово-Кобылин , Александр Николаевич Островский , Жан-Батист Мольер , Коллектив авторов , Педро Кальдерон , Пьер-Огюстен Карон де Бомарше

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Античная литература / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Борис Годунов
Борис Годунов

Фигура Бориса Годунова вызывает у многих историков явное неприятие. Он изображается «коварным», «лицемерным», «лукавым», а то и «преступным», ставшим в конечном итоге виновником Великой Смуты начала XVII века, когда Русское Государство фактически было разрушено. Но так ли это на самом деле? Виновен ли Борис в страшном преступлении - убийстве царевича Димитрия? Пожалуй, вся жизнь Бориса Годунова ставит перед потомками самые насущные вопросы. Как править, чтобы заслужить любовь своих подданных, и должна ли верховная власть стремиться к этой самой любви наперекор стратегическим интересам государства? Что значат предательство и отступничество от интересов страны во имя текущих клановых выгод и преференций? Где то мерило, которым можно измерить праведность властителей, и какие интересы должна выражать и отстаивать власть, чтобы заслужить признание потомков?История Бориса Годунова невероятно актуальна для России. Она поднимает и обнажает проблемы, бывшие злободневными и «вчера» и «позавчера»; таковыми они остаются и поныне.

Александр Николаевич Неизвестный автор Боханов , Александр Сергеевич Пушкин , Руслан Григорьевич Скрынников , Сергей Федорович Платонов , Юрий Иванович Федоров

Биографии и Мемуары / Драматургия / История / Учебная и научная литература / Документальное
Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман