Еще мы хотели бы указать на возможность рассматривать способность действий
, которые ведь полностью отличаются от того, что называют волей, как инструмент в прежнем смысле, так как соответствующие понятия встречаются в наших описаниях хабитуса. Существует странный антагонизм между спонтанными, инстинктивными, интуитивными сериями понятий и мыслительными процессами с разложенными понятиями и выводами (в обоих, конечно, «действия»). Оба состоят в интимном отношении двоякого вида: то, что, к примеру, врач чисто понятийно выст-роенно выучил и продумал, и что он должен при постановке диагноза вначале шаг за шагом приобретать в процессе мышления заново, это позже приходит ему в голову без усилий, полностью инстинктивно. Он может, однако, потом развить результат более или менее легко снова для кого-то другого в процессе мышления. С другой стороны, однако, некоторым людям приходят на ум потоки представлений, мысли, которые невозможно было бы объяснить генетически как механизированное, ставшее неосознанным мышление. Так же как, к примеру, один от природы обладает грацией, другой с усилием может научиться нескольким грациозным движениям, так и более для нас необратимая способность органического, здесь психического к целесообразным образованиям привносит, что в душе одного эти целесообразные (для познания или для практических задач) мыслительные образования возникают сами по себе, в душе же другого они едва появляются и только по необходимости замещаются выученными, частично механизированными мыслительными связями. Несмотря на это, в том спонтанном, инстинктивном собрании представлений перед нами еще нет настоящего мышления, если мы хотим отличить простые действия от осознанных, оформленных до сообщаемых понятий. В продолжение наших прежних рассуждений об ассоциациях мы можем различать: 1 — богатство понятий; 2 — целесообразное схождение понятий для практической или теоретической цели; 3 — мыслящий выплеск, развитие и понятийная фиксация мыслей до только теперь передаваемых мыслей; 4 — механизация мыслей. После этого мы можем выдвинуть в качестве особого типа слабоумного «мыслительно» механизированного, который не обладает ни идеями (2), ira мыслительными способностями (3), однако внешне, насколько хватает механизации выученного в благоприятной среде («ошибкой нашего времени является то, что каждый дурак чему-то учился») имеет идеи и внешне думает, когда репродуцирует выученное или механизированное.С давних времен было двойное стремление установить степени
и типы слабоумия. При сложном составе того, что называется слабоумием, очевидно, что можно найти степени не для всего, а только для отдельных функций, для подвергшихся анализу сторон интеллекта. Некоторыми методами, как мы видели, делается попытка определить степень даже количественно1.Типы
слабоумия ищут, в то время как степень всегда можно определить только с чисто психологических точек зрения, двумя путями, психологическим и клиническим, различие между кото-1
Для всего состояния функциональной способности тоже, несмотря на это, пытались отграничить степени тем, что проводили сравнение со стадиями развития ребенка. Эти попытки собственно не удались и не вышли за рамки общей точки зрения, которая лежит в ее основе. Еще Золлер (Der Idiot und der Imbezille) справедливо подчеркивал, что взрослые слабоумные являются не остановившимся в развитии детьми, а «монстрами». Новейшие попытки отграничить особые виды слабоумия или же функциональной способности от имбецильности как инфантилизма (Di Gaspero, Arch. f. Psych.) уводят слишком далеко в клиническую область, чтобы они могли нас здесь заинтересовать. Для отдельных функций оказались подходящими для разграничения типов разделения, которые проявляются в процессе развития, так например, у Штерна языковое развитие в стадии субстанции, действия и отношения, которые пригодны для типов высказываний при опыте с картинками.рыми сначала нужно четко подчеркнуть, в то время как оба, возможно, приведут когда-нибудь к одному и тому же результату. Различие состоит в том, что психологическое членение слабоумия на типы основывается на особой изоляции одной точки зрения, в то время как клиническая классификация, кроме нее, оперирует к тому же этиологическими, прогностическими и другими отношениями и привлекает всю симптоматологию, в которой стоит слабоумие, к установлению типов. Так, получены клинические описания хабитуса типов деменции, которые известны всем (слабоумие при прогрессивном параличе): паралитическая, алкоголическая, эпилептическая, старческая деменция,— типы конечных состояний, которые описывает Крэпелин и т. д.