Читаем Собрание сочинений. Том 1. Революция полностью

Такая простота — хуже воровства, потому что она похищает у зрителя то, что могло бы дать ему искусство.

III

Зритель любит историю своей родины, любит Пугачева и сам додумывает те ситуации, которые видит на экране, смеется там, где может быть смешно, и дорисовывает для себя своего Пугачева.

Зритель много дает взаймы этой картине.

Фильм «Пугачев» нельзя считать удачей нашей кинематографии. И в этом повинен не только режиссер.

Режиссеру надо было в одну картину поместить все о Пугачеве. Положение крестьян, крестьянское восстание, его успехи и причины поражения, расслоение внутри лагеря Пугачева, национальную политику, отношения башкир с заводскими крестьянами, помощь, которую заводы оказывают Пугачеву, колонизацию башкирских земель русскими помещиками, личную историю Пугачева и еще многое, что длинно даже для перечисления.

Сценарист написал сценарий, а режиссер решил снять ленту о Пугачеве вообще, перечислил эпизоды при помощи киноаппарата, не раскрывая их сущности.

Картин надо делать больше. Тогда в каждой картине будет всего меньше, да лучше.

1937

ФИЛЬМА О САККО И ВАНЦЕТТИ

Фильма о Сакко и Ванцетти должна быть сделана. Основным затруднением темы является то, что мы не можем снять Америки, и таким образом нужно построить сценарий так, чтобы его можно было делать из павильонной картины и американской хроники, в частности хроники демонстрации за освобождение Сакко и Ванцетти и американской технической хроники.

Схему можно установить следующую.

Рядовые американские революционеры (итальянцы по происхождению) — Сакко и Ванцетти — уходят на демонстрацию. У одного из них остается жена, и он обещает ей вернуться к вечеру. Одновременно происходит какое-то ограбление. Сакко и Ванцетти арестовываются на демонстрации. В качестве сюжетного материала для развертывания демонстрации предлагаю взять куски рассказа Короленко «Без языка».

Сакко и Ванцетти оказываются в тюрьме. Там их обвиняют в убийстве и сразу же сажают в камеру смертников. В противоположной камере сидит настоящий убийца, профессиональный бродяга, обвиняющийся только в бродяжничестве. Он должен быть осужден на 2–3 месяца. Он знает о Сакко и Ванцетти, и их решетка фиксирует его внимание. На исходе своего срока он объявляет, что настоящий убийца — он. Его заставляют взять это признание обратно, сажают в карцер, в сумасшедший дом. Слух о признании бродяги распространяется через перестукивание по трубам в тюрьме и через передачу проходит на заводы. Разные заводы и разные машины реагируют на это.

Примечание. Первую демонстрацию взять из Короленко потому, что там мы можем показать ее на фоне парка.

Здесь начинается показ американских машин. Электрические силовые установки на Ниагаре, сложность трансмиссий, и все это оканчивается электрическим стулом.

Тут нужно показать не машины вообще, а злобные — классово-направленные машины. Оживление в городе передается телефонной станцией. Телефонные установки питаются от аккумулятора, в цепь которого включается амперметр. Когда в городе что-нибудь случается, то увеличивается количество телефонных разговоров, и стрелка амперметра резко идет вправо.

Весь показ жизни города должен быть дан т. о. технически. Для того чтобы преградить возможность оправдания Сакко и Ванцетти, настоящий убийца казнен, но не по этому делу, а по другому.

Тут нужно показать как-нибудь тактично электрический стул, не действуя на физиологию зрителя, а показывая, что город ожидает казнь Сакко и Ванцетти, нужно показать, что при включении такой сильной установки, как электрический стул, в цепь, во всем городе или одном квартале мигает свет, и показать, как на это мигание реагируют разно классово-настроенные люди. Эти мелкие бытовые детали комнатного характера вскрывают человеческую сущность происходящего.

Пока Сакко и Ванцетти еще живы, возникает возможность показать продолжительность времени, в продолжении которого они судятся, сидят. Я думаю, это можно будет показать, дав комнату надсмотрщика тюрьмы. Если мы семь раз покажем его жену, рассматривающую модный журнал с разными модами, то мы этими модами покажем течение времени с точки зрения постороннего незаинтересованного человека. Это несомненно дойдет до зрителя, потому что за границей при покупке картины — год выпуска картины всегда определяется по мужским модам.

Усилия рабочих спасти Сакко и Ванцетти приводят к тому, что появляется сообщение — милость губернатора. Губернатор решил допустить свидание Сакко с его женой и разрешил разговор. Один вопрос его в четыре слова и одно слово ее в ответ. Происходят газетные подготовки, пари по вопросу о том, что скажет этот человек, уже 5 лет сидящий в тюрьме. Газеты делают разные предположения, репортеры стоят около тюрьмы. Здесь можно использовать маленький рассказ А. Барбюса. Сакко спрашивает: «У власти ли еще в России рабочие?» Жена отвечает «Да», и свидание прерывается.

Перейти на страницу:

Все книги серии Шкловский, Виктор. Собрание сочинений

Собрание сочинений. Том 1. Революция
Собрание сочинений. Том 1. Революция

Настоящий том открывает Собрание сочинений яркого писателя, литературоведа, критика, киноведа и киносценариста В. Б. Шкловского (1893–1984). Парадоксальный стиль мысли, афористичность письма, неповторимая интонация сделали этого автора интереснейшим свидетелем эпохи, тонким исследователем художественного языка и одновременно — его новатором. Задача этого принципиально нового по композиции собрания — показать все богатство разнообразного литературного наследия Шкловского. В оборот вводятся малоизвестные, архивные и никогда не переиздававшиеся, рассеянные по многим труднодоступным изданиям тексты. На первый том приходится более 70 таких работ. Концептуальным стержнем этого тома является историческая фигура Революции, пронизывающая автобиографические и теоретические тексты Шкловского, его письма и рецензии, его борьбу за новую художественную форму и новые формы повседневности, его статьи о литературе и кино. Второй том (Фигура) будет посвящен мемуарно-автобиографическому измерению творчества Шкловского.Печатается по согласованию с литературным агентством ELKOST International.

Виктор Борисович Шкловский

Кино
Собрание сочинений. Том 2. Биография
Собрание сочинений. Том 2. Биография

Второй том собрания сочинений Виктора Шкловского посвящен многообразию и внутреннему единству биографических стратегий, благодаря которым стиль повествователя определял судьбу автора. В томе объединены ранняя автобиографическая трилогия («Сентиментальное путешествие», «Zoo», «Третья фабрика»), очерковые воспоминания об Отечественной войне, написанные и изданные еще до ее окончания, поздние мемуарные книги, возвращающие к началу жизни и литературной карьеры, а также книги и устные воспоминания о В. Маяковском, ставшем для В. Шкловского не только другом, но и особого рода экраном, на который он проецировал представления о времени и о себе. Шкловскому удается вместить в свои мемуары не только современников (О. Брика и В. Хлебникова, Р. Якобсона и С. Эйзенштейна, Ю. Тынянова и Б. Эйхенбаума), но и тех, чьи имена уже давно принадлежат истории (Пушкина и Достоевского, Марко Поло и Афанасия Никитина, Суворова и Фердоуси). Собранные вместе эти произведения позволяют совершенно иначе увидеть фигуру их автора, выявить связь там, где прежде видели разрыв. В комментариях прослеживаются дополнения и изменения, которыми обрастал роман «Zoo» на протяжении 50 лет прижизненных переизданий.

Виктор Борисович Шкловский

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное

Похожие книги

Итальянские маршруты Андрея Тарковского
Итальянские маршруты Андрея Тарковского

Андрей Тарковский (1932–1986) — безусловный претендент на звание величайшего режиссёра в истории кино, а уж крупнейшим русским мастером его считают безоговорочно. Настоящая книга представляет собой попытку систематического исследования творческой работы Тарковского в ситуации, когда он оказался оторванным от национальных корней. Иными словами, в эмиграции.В качестве нового места жительства режиссёр избрал напоённую искусством Италию, и в этом, как теперь кажется, нет ничего случайного. Данная книга совмещает в себе черты биографии и киноведческой литературы, туристического путеводителя и исторического исследования, а также публицистики, снабжённой культурологическими справками и изобилующей отсылками к воспоминаниям. В той или иной степени, на страницах издания рассматриваются все работы Тарковского, однако основное внимание уделено двум его последним картинам — «Ностальгии» и «Жертвоприношению».Электронная версия книги не включает иллюстрации (по желанию правообладателей).

Лев Александрович Наумов

Кино
Новая женщина в кинематографе переходных исторических периодов
Новая женщина в кинематографе переходных исторических периодов

Большие социальные преобразования XX века в России и Европе неизменно вели к пересмотру устоявшихся гендерных конвенций. Именно в эти периоды в культуре появлялись так называемые новые женщины – персонажи, в которых отражались ценности прогрессивной части общества и надежды на еще большую женскую эмансипацию. Светлана Смагина в своей книге выдвигает концепцию, что общественные изменения репрезентируются в кино именно через таких персонажей, и подробно анализирует образы новых женщин в национальном кинематографе скандинавских стран, Германии, Франции и России. Автор демонстрирует, как со временем героини, ранее не вписывавшиеся в патриархальную систему координат и занимавшие маргинальное место в обществе, становятся рупорами революционных идей и новых феминистских ценностей. В центре внимания исследовательницы – три исторических периода, принципиально изменивших развитие не только России в XX веке, но и западных стран: начавшиеся в 1917 году революционные преобразования (включая своего рода подготовительный дореволюционный период), изменение общественной формации после 1991 года в России, а также период молодежных волнений 1960-х годов в Европе. Светлана Смагина – доктор искусствоведения, ведущий научный сотрудник Аналитического отдела Научно-исследовательского центра кинообразования и экранных искусств ВГИК.

Светлана Александровна Смагина

Кино