И вновь рыбацкая избаменя впустила ночью позднейи сразу стала так близка,как та, где по полу я ползал.Я потихоньку лег в углу,как бы в моем углу извечном,на шатком, щелистом полу,мне до шершавинки известном.Рыбак уже храпел вовсю.Взобрались дети на полати,держа в зубенках на весуеще горячие оладьи.И лишь хозяйка не легла.Она то мыла, то скоблила.Ухват, метла или игла —в руках все время что-то было.Печору, видно, проняло —Печора ухала взбурленно.«Дурит…» – хозяйка про неесказала, будто про буренку.В коптилку тусклую дохнув,хозяйка вышла. Мгла обстала.А за стеною – «хлюп да хлюп!» —стирать хозяйка в кухне стала.Кряхтели ходики в ночи —они историю влачили.Светились белые лучисвеженащепленной лучины.И, удивляясь и боясь,из темноты неприрученносветились восемь детских глаз,как восемь брызг твоих, Печора.С полатей головы склоня,из невозможно дальней даличетыре маленьких меняза мною, взрослым, наблюдали.Чуть шевеля углами губ,лежал я, спящим притворившись,и вдруг затихло «хлюп да хлюп!» —и дверь чуть-чуть приотворилась.И ощутил я в тишинесквозь ту притворную дремотусыздетства памятное мнеприкосновение чего-то.Тулуп – а это был тулуп —облег меня лохмато, жарко,а в кухне снова – «хлюп да хлюп!» —стирать хозяйка продолжала.Сновали руки взад-впередв пеленках, простынях и робахпод всех страстей круговорот,под мировых событий рокот.И не один, должно быть, хлюстсейчас в бессмертье лез, кривляясь,но только это «хлюп да хлюп!»бессмертным, в сущности, являлось.И ощущение судьбыв меня входило многолюднокак ощущение избы,где миллионам женщин трудно,где из неведомого дня,им полноправно обладая,мильоны маленьких меняза мною, взрослым, наблюдают.17–28 июня 1963, Гульрипш
«Ах, как ты, речь моя, слаба…»
Ах, как ты, речь моя, слаба!Ах, как никчемны, непричемны,как непросторны все словаперед просторами Печоры!Вот над прыжками оленят,последним снегом окропленные,на север лебеди летят,как будто льдины окрыленные.Печора плещется, дразня:«Ну что ты плачешься сопливо?Боишься, что ли, ты меня?Шагни ко мне, шагни с обрыва».И я в Печору прыгнул так,легко забыв про все былое,как сиганул Иван-дуракв котел с кипящею смолою,чтоб выйти гордым силачом,в кафтане новеньком, посмеиваясь,и вновь поигрывать плечом:«А ну, опричники, померяйтесь!»30 июня 1963, Гульрипш