Собрание сочинений. Том 4

Я представляю страх и обалденье,когда попало в Третье отделенье«На смерть поэта»… Представляю я,как начали все эти гады бегать,на вицмундиры осыпая перхоть,в носы табак спасительный суя.И шеф жандармов – главный идеолог,

ругая подчиненных идиотов,надел очки… Дойдя до строк: «Но есть,есть божий суд, наперсники разврата…»,он, вздрогнув, огляделся вороватои побоялся еще раз прочесть.Уже давно докладец был состряпани на Кавказ М. Лермонтов запрятан,но Бенкендорф с тех пор утратил сон.

Во время всей бодяги царедворской,приемов, заседаний, церемоний«Есть божий суд…» – в смятенье слышал он.«Есть божий суд…» – метель ревела в окна.«Есть божий суд…» – весной стонала Волгав раздольях исстрадавшихся степных.«Есть божий суд…» – кандальники бренчали.

«Есть божий суд…» – безмолвствуя, кричалиглаза скидавших шапки крепостных.И шеф, трясясь от страха водянисто,украдкой превратился в атеиста.Шеф посещал молебны, как всегда,с приятцей размышляя в кабинете,что все же бога нет на белом свете,а значит, нет и божьего суда.

Но вечно – надо всеми подлецами,жандармами, придворными льстецами,которые бесчинствуют и лгут,звучит с неумолимостью набата:«Есть божий суд, наперсники разврата!»,и суд поэта – это божий суд.16–17 августа 1964

Качка