«Богема… Сплошная богема…» —за нашей усталой спиноймещане шипят автогенно,как пламенем, брызжа слюной.В шипении этом есть зависть,что тянется тайно к ножу,и чтобы они не терзались,я честно и грустно скажу:«Мы не доросли до богемы.Увязли в быту, как в дыре.Танцуем на левой ноге мы,а правой увязли в дерьме.Богема не пьянство с развратцем,как, видимо, кажется вам.Богема – сестринство и братство,где хлеб и цветы пополам.В прелестной эпохе пленэра,чьи краски и шарм не умрут,есть сладкая сила примера,как дружат пирушка и труд.И вызов свой миру кидали,нагие, с холстов озорныхлюбовницы, как маркитанткиискусства, воспевшего их.А кто ты сегодня, художник?Какою средой окружен?Нет жен, на любовниц похожих,любовниц, похожих на жен.Внутри мы трусливы, рутинны,а кистью творим антраша.Абстрактны не только картины —абстрактною стала душа.А кто виноват? Не мы ль сами?Нас жалкий кабак заманил,и муз голубятню – мансарду —гадюшничек нам заменил.Мы стопочники-угрюмцы.И, в пальцах неверных дрожа,тоскуют бокалы и рюмкипо музыке кутежа.Устал я от мелкого блуда.Любовь? Эта штука страшит.Какие-то возле ублюдки,пока мой бумажник шуршит.Какая-то возле мегера,с которой полжизни прожил…А вы говорите – богема.Спасибо, но не заслужил».Сан-Франциско, март 1972