Великий Сачмо был в поту.Летела со лба Ниагара,но, взвитая в высоту,рычала труба, налегала.Он миру трубил, как любил.Украден у мира могилой,еще до рожденья он былукраден у Африки милой.И скрытою местью рабаза цепи невольничьи предковвсех в рабство, как малолетков,захватывала труба.Он скорбно белками мерцал,глобально трубя и горланя, —детдомовский бывший пацаниз города Нью-Орлеана.Великий Сачмо был в поту,и ноздри дымились, как жерла,и зубы сверкали во рту,как тридцать два белых прожектора.И лился сверкающий пот,как будто бы вылез прекрасный,могущественный бегемот,пыхтя, из реки африканской.Записки топча каблукоми ливень с лица вытирая,бросал он платок за платкомв раскрытое чрево рояля.И вновь к микрофону он шел,эстраду вминая до хруста,и каждый платок был тяжел,как тяжкое знамя искусства.Искусство весьма далекоот дамы по имени Поза,и, если ему нелегко,оно не стесняется пота.Искусство — не шарм трепача,а, полный движений нелегких,трагический труд трубача,где музыка – с клочьями легких.Искусство пускают в размен,но, пусть не по главной задаче,поэт и великий джазмен,как братья, равны по отдаче.Да, лавры джазменов тяжки.Их трубы, поющие миру, —как собственные кишки,а золото – так, для блезиру.Сачмо, попадешь ли ты в рай? —Навряд ли, но, если удастся,тряхни стариной и сыграй,встряхни ангелков государство.И чтоб не журились в аду,чтоб грешников смерть подбодрила,отдайте Армстронгу трубуархангела Гавриила!Июнь 1971С Армстронгом я встречался дважды. Первый раз в 1961 году в Англии, где я жил с ним в одном отеле. Он сам пригласил меня на концерт, описанный в этом стихотворении. Второй раз – в 1968 году в Мексике. В кабаре, где он выступал, по его распоряжению поставили дополнительный стол для меня и моих друзей. В мою честь он импровизировал на тему русских песен
.Особенно нравилось ему «Полюшко-поле», вскоре после войны завезенное в Америку Полем Робсоном
.Ключ команданте
Педро ШимозаВольный перевод с испанского автора