У подножия Гагринского хребтаесть один удивительный памятник.Гробовая плита, словно парус, взвита,нагоняя на кладбище панику.Строго траурен цвет, но печали в нем нет,потому что резцом ненавязчивымв этом камне воспет двадцати с лишним летЗакарян Арутюн Амазаспович.С фото, видимо, он в мрамор переведен.Белозубый стоит, улыбается,и в руках белозубый аккордеонулыбается, как полагается.Над курчавым вихром кепор-аэродромна бочок упоительно сдвинут,и живым серебром под грохочущий громАрутюн Амазаспович вымыт.Ему надпись к лицу: «Сыну, мужу, отцу…»Озорно он играет, покачивается.Можно быть и отцом, но таким молодцом,что и после конца не оканчиваться.Голосила родня, его хороня.Начертали: «Погиб трагически…»А у ног задарма на дорогу хурмаи открытое пиво египетское.С жизнью кончен расчет, но великий почетпосле смерти остаться личностью.Вниз туман течет — его к людям влечет.Тянет вечностью, тянет античностью.Арутюн Амазаспович, людям ты рад.Пальцы вбей в инструмент, выше голову,чтобы звуки, как град, чтоб вспорхнули с ограджестяные могильные голуби.Кто патриций, плебей — не пойму, хоть убей,ведь играют крестьянские клавишидля морских зыбей и для всех голубей,не забыв жестяных, что на кладбище.Смерти нет для того, в ком живет родствос миром подлинным, а не монашеским.Еще встретимся мы и вкусим хурмы,Закарян Арутюн Амазаспович!Гагра, октябрь 1972