Нисходит со сцены любимчик-солист.Трещат у поклонниц бретельки.Он щедро автографами сорит —автографы – это не деньги.Кого-то он ласковым взглядом купил,кому-то улыбочку выдал…А часто бывает, что этот кумир —дешевенький пустенький идол.На улицу выйдет усталый хорист.С цветами не ждут — это редко,и так одиноко в тумане горитсолирующая сигаретка.И только что певший про Ермака,бочком рестораны минуя,срывает он с плавленого сыркаманишку, почти жестяную.Стирает манишку свою без стыдапод краном, бормочущий сонно,и думает: «Странная наша судьба:пой в хоре, а мучайся соло…»Ни в чьих он глазах не кумир, не герой.С деньгами не слишком-то густо,и волком отчаянно воет поройрабочая лошадь искусства.Когда-то купцы, продувное хамье,сжигая банкноты с присвистом,таких называли брезгливо: «Хорье…»Поклонимся в ноги хористам!За то, что в рабочей кости широки,артельной двужильной ватагоюпо мелям песнюшечек, как бурлаки,российскую песню вытягивали.Я тоже из хора. В нем Пушкин и Блок.В нем так Маяковский неистов.Кто в хоре народном, тот не одинок,и в хоре он выше солистов.В том хоре — мычанье рязанских коров,поющие батальоны.В том хоре — ракеты гагаринской реви вдовьи бесслезные стоны.И, право, счастливее нет ничего,чем быть в этом грозном разливехористом великого хора того,чье общее имя – Россия.Мне петь бы в том хоре, пока не умру,и петь из-под камня надгробного.Есть счастье: запеть и не знать самому,где песня – твоя, где – народа.Февраль 1973