Собрание сочинений. Том 7

Как завещано было последним                                                  чуть дышащим словом,прах поэта                 развеяли под Могилевом.Из раскрытых ладоней                                     тот прах зачерпнувшего сынас каждым присвистом ветра                                             по крохам отца уносило.Тело мужа                 вдова осторожно сдувала с ладоней,и садился тот пепел                                на чей-то платок,                                                            тоже вдовий.Там, где выбрался чудом поэт                           в отступлении под «мессершмиттами»,прах,         летя на могилы,

                                  шептался со всеми убитыми.И кружились частички поэта,                                                то в люльку упав,                                                                     то в колодец.В избы тихо влетали,                                   прижавшись к глазам Богородиц.То, что было рукой,                             написавшей: «Ты помнишь, Алеша…»,пеплом падало в пыль,                                     под ногами невидимо лежа.То, что было глазами,                                   садилось на стебли пшеницы.Крошки сердца                         клевали нечаянно с зернами птицы.Ко всему, что оплакал                                    и что не оплакал,возвращался поэт

                             благодарно развеянным прахом.Ну а если поэт                        был виновен хоть в чем-то,                                                                   когда-то —перед всеми людьми                                 дал развеять себя виновато.Упрекали его,                       что «разбрасывается по жанрам»,а себя он разбрасывал                                    и по полям                                                      и пожарам.Даже в мертвых, оставшись к другим,                                                             как в живых,                                                                     неревнивым,он руками вдовы                        сам себя разбросал по лесам и по нивам.Тем забвенье,

                      кто жил скопидомски,                                                          прижимисто…Слава тем,                 кто разбрасывается                                                 прижизненно!Да хранит благодарная память планеты —как посмертно                       разбрасываются                                                  поэты!Декабрь 1980

Вместо предисловия

«Мы не судьи с тобою. Мы вина…»

Г. КрасниковВот книга первая поэта.Она не слишком приодета,и на коленях – пузыри,и локти светят изнутри.

Но сквозь потертость, небогатостьвдруг проступает виноватость,а среди всех богатств страны —величье понятой вины.Во всех, играющих в невинность,есть нечто хуже, чем наивность.Блажен единственный судья,судящий прежде всех – себя.Глас: «Я виновен!» – дело чести.Мы виноваты все во всем,и невиновны, только еслис повинной голову несем.И это мужество и зрелостьперед собою и страной —найти внутри такую смелостьбыть не судьею, а виной.Декабрь 1980

Афганский муравей