Собрание сочинений. Том 8

В России распустеж,                                  разлад,                                              распад,а в Оклахоме просто листопад.Ни музыки,                    ни красного ковра.Под реквиемный шелест мертвых листьевлюбимый коммунист капиталистовпохож на прилетевшее вчера.Но не такая дура Оклахома,чтоб так встречать любого охламона.Встает индейский вождь,                                          от всяких порчповесивший койота зуб                                       в свой «порш»,и громко аплодирует тому,кто трубку мира                           протянул ему.

Встают,             кряхтя,                         владыки нефти с кресел,как будто вроде умер,                                    но воскрес он,а жены их едва не плачут в скорби,что там, в России,                              так обижен Горби.Чужие люди поняли его.Свои —            ошибок злобно не простили.Кого в России любят?                                     Никого.Весь мир добрее к русским,                                              чем Россия.Свободу непродуманно даряпо своему и Божьему желанью,он первым был,

                          кто комбайнерской дланьюсам снял корону красного царя.И кончилась афганская война,и Сахаров из Горького вернулся,и рухнула Берлинская стена —лишь Горбачев лукаво отвернулся.От Хиросимы                       и от Колымыон спас нас всех,                           а внуков и подавно,но стал он жертвой своего подарка —свободы,               не заслуженной людьми.В свободе столько зависти и злаоткрылось вдруг,                            как прорвало плотину.Он дрогнул.                    В страх он влип, как в паутину,

а из-под ног держава поползла…Он —         автор карты будущего века —вдруг стал ненужным призраком генсека.Сменились и фигуры,                                    и доскаво времена Великого Хапка.Он одинок,                   как все герои мира.Его неблагодарность надломила.Он постарел.                      Он слишком простодушен,когда в удушье ищет он отдушин,лишь очертанья Африки на взлобьевспухают при плебейской чьей-то злобе,но даже в джунглях африканских бойкоеще лопочут:«гласность»,

«перестройка».Он ездит,                но ему во всей вселеннойвсе страны —                      острова Святой Елены.Елены, а не Эльбы.Бог рассудит,                      в чем был он прав, в чем – нет.«Ста дней» – не будет.При полустукачах-полуохранене помолиться одному во храме.И всюду ждут его неумолиморастянутые траурные «limo»,и «police cars»,как сытые собаки,рыча,сшибают мусорные баки…Талса, 15 октября 1995

Двадцать первый век