Собрание сочинений в 15 томах. Том первый

– Ой мати моя,Та зарiжь мотиля,Щоб моему жениховiТа вечеря була!– Казав менi батькоКучеряву брати.Вона буде кучерямиХату замiтати.– Нема мого стареника,Дала б йому вареника.Ой, чи з сиром, чи з гурдою[384],Не колов щоб бородою.– Де будемо спати,Моя люба Зуско?На пецi горяцо,А за пецкой вузко.

– Стояла я под грушкою,Держалася з подушкою —I подушка, i рядно,I самiй спати холодно.– Запряжу я курку в дрожкиТа й поiду до Явдошки;Запряжу я курку в саниТа й поiду до Оксани.– Продай, мамо, двi корови,Купи менi чорнi брови —На колодi стоятиТа на хлопцiв моргати.– Iшли дiвки з Санжарiвки,А за ними два парубки;А собака з МакiвокГав, гав на дiвок!– Кажуть менi гарбуз iсти – гарбуз не солений,Кажуть менi за дiда йти, а дiд не голений!

[385]Як схочу гарбуз iсти, я гарбуз посолю,Як схочу за дiда йти, я дiда пiдголю!– Танцювала, танцювала,Побачила гусака.Перестаньте грать страдання,Начинайте гопака.– Танцювати не могу,Бо сiв комар на ногу.А геть, комар, iз ноги,Най танцюю помали!– Ой як дiвка умирала,Та ще ся питала:"Чи не грае музиченька,Бо би танцювала".– I ти Грицько, i я Грицько,Дай нам, Боже, здоров'ячко,

Дай нам, Боже, шо нам треба:Як умремо – шмиг до неба.– I пить будем, i гулять будем,Як прийде смерть, прогонять будем.Як смерть прийшла, мене дома не знайшла:Iди, смерть, iди прочь, голiвоньку не морочь!– Як я буду вмирати,Не забудьте гроши дати.Там така жiнка е,Що горiлку продае.

Вечерело.

– Санжарiвки на скрiпцi грали,Кругом дiвчата танцювали…

Подстреленной птицей солнце падало за чёрные горы.

Обречённо затухали цветастые санжарки.

Слезами наливались голоса.

24

Чужая сторона и вымучит

и выучит горюна.

На чужой стороне и сокола зовут вороною.

Отгоревшие дни сплелись в три недели, а пальто всё не находилось.

И то, что пальто по Петрову плечу так и не находилось, нежданно поворотилось всем Голованям в руку.

Ну, в самом деле…

Возьми пальто сразу, чем же тогда было занять весь гостевальный месяц? Застольничать да диванничать?

Всё, гляди, не свелось бы к еде-отдыху, может, раз-другой и свозил бы старик сыновей за город, на природу, но всего-то только раз-другой. Не больше. Пустые разъезды старик не любил.

Уж на что томило его проскочить по местам, куда затирала его судьбина. Хотелось прощально поклониться не давшей умереть земле, хотелось проститься с молодостью. Хотеться-то хотелось, да всё откладывал, всё отпихивал своё прощание на потом да на потом: стыдно было перед самим собой из такого пустяка пластаться от воды до воды.

А тут Божечко подпихнул момент какой!

Не то что два – три зайца хлопай разом! Ищи в подарок пальто, прощайся на здоровье со своей молодостью да показывай сынашам землю-спасительку свою.

Как не ехать!?

Запоздало цвела подле Петра Мария.

Старик смотрел на немолодых уже, кажется, счастливых Петра и Марию и молодел сам, молодел от их радости раскрытой; было у старика такое странное чувство, будто терял он по дороге вечерние года свои и с каждым днём всё веселей, всё проворней, всё надёжней взглядывал.

И только Ивана тяготили эти путешествия.

Конечно, Иван мог бы не ездить, преспокойненько мог оставаться дома с бабой Любицей. Но он уже не выносил бабу Любицу, не выносил её добродушную прилипчивость и предпочитал встречаться со старухой лишь за обеденным столом, когда язык у той всё-таки бывает занят другим.

«Преподобная эта баба Любица и упокойника разговорит. Так уж лучше отмалчиваться здесь да видеть кой-что» – оправдательно думал Иван, расплющив, разлив кружочком воск щеки по стеклу и пусто уставившись за окно.