– Твой верх, – сокрушённо согласилась тётя. – Август… Сейчас все надёжненькие разлетелись по югам. Остались одни пивные ветродуи да мелкота, всякая белобрысая шелупонь. У мокрогубика тоже может быть дома если не «Волга», так целый красный самосвал. Да тебе они, игрушечные, ни к чему. Вот схлынет тепло. Воротятся южаки. Ты и сделаешь деловой смотр наличного состава столичанских женихов.
Больше не хватило меня на розыгрыш.
Прыснула я в кулак.
– Увы, тётя, комедия, не начинаясь, кончилась. Как умно подметил один, «вкус – это когда надо вовремя остано…» Я вовремя и остановилась. Ни на каком пляже я не была, – и кладу ей на стол билет. – Завтра на первом свету отбываю.
– Ку… куд… куда?
– А недалече отсюда. В часе езды. С тимирязевскими отметками берут. Без экзаменов! Забираю сегодня в приёмной свои бумажки, мне и говорят: да с вашими оценками вы спокойно проскочите в Хотькове в морковкину академию.[321]
Та же моя специальность бухгалтерский учёт.– А как же Тимирязевка? Зачем же отступать?
– А кто отступает? Мы, оренбургские, ловкие… Не знаю, как там оно крутнётся… Кончу сначала морковкину академию, поработаю, поднакоплю грамотёшки и с разбегу р-р-раз в саму в Тимирязевку! Так и промигну!
– Да, да, – шепчет тётя, а у самой глаза мокреют. – Тигруля отходит назад, хочет прыгнуть дальше…
– Вот именно. Лучше потихоньку идти, а не ждать, чем-то кончится новый конкурс. Понравлюсь ли я ему или как ещё сказать… Не терять же год! Поеду. Правда, хотьковская академия не ровня тимирязевской… Этажиком ниже. Да уж лучше сразу учиться. Сразу быть при деле при главном.
– Оно, конечно, так способней. Надёжней. Ты уж, если что не так, прости старую. Старый человек – пирожок ни с чем. Пустой. Но я всё ж хотела как лучше. По-родственному. Обязательно приезжай на выходные. Пиши. Звони и домой, и на работу. Добавочный у меня там…
– …две нулихи семь. Вы ж не раз уже говорили.
– Вишь, забываю, – огорчённо пожаловалась тётя. – Ну да что… Забывчивостью не губы мазать… Рассчитывай, дружочек, на стипендию от меня. Туго-бедно, а и из своей неминистерской пенсии двадцаточку в каждый месяц уж вырежу.
Тётя осторожно обрадовалась. Улыбнулась.
– Я буду, – доверительно зашептала, – держать тебя в виду и по другой линии. Встренься кто толковый из мужеского сословия – сознакомлю.
– О Господи! Да приберегите, пожалуйста, его себе. Разве бездетной вдове запрещено выходить замуж?
– Запрещено, дружочек… Запрещает память. Запрещает кроводавление. Запрещают седые волосы. Запрещает диабет…
– Извините, бякость сморозила. Чепушная какая-то стала… Не беспокойтесь уж так за меня. Не крапивница[322]
я какая-нибудь бездольная. И спасибо вам, тётя, за приют. Спасибо за хлеб-соль, тётя мама.4
С морковкиной академией я разделалась как повар с картошкой. Красный поднесли диплом. С отличием.
Распределили лучше некуда.
Хозяйство хорошее. Ухоженное.
Прикопалось к окраинке старинного тихого городка Вереи. Час прямым автобусом до Тишинского рынка в Москве. От силы полтора.
И Визирев, директор, – душка, одна приятность.
Во весь наш первый разговор, простой, обстоятельный и несколько однако подзатянутый, Визирев как-то виновато взглядывал на меня и краснел.
Оказывается, как я потом узнала, он и не ведал, как его и подступиться к разговору о моём жилье.
– А где жить будете? – спросил он меня наконец.
– А где поселите.
– Мда-а… Резонно.
Локти стоят на столе.
Подбородок возложил на сцепленные пальцы.
– Тут понимаете… какая музычка… Мы вас пропишем в отличнейшей однокомнатной квартире… Трамвайчиком мы её зовём. Она такая узкая, продолговатая… Молодой специалист, квартира вам полагается… Тётя в Москве…
– Не тревожьтесь. Не сбегу. Я буду жить по месту прописки.
– В том-то и… Нехорошо, ах, нехорошо начинать с чёрной строки… В том-то и соль… Поверьте, это не прихоть моего царства…
– Охотно верю. Только скажите прямо.
– Прямо? Вот вам прямо. Сбежал от вас ваш трамвайчик!
– То есть?
– То и есть, что есть… Э-э… То есть нету! Нету трамвайчика. Уехал! Уплыл! Улетел! Целую вечность пустовал. Ждал вас. А на той неделе заняла всадница… Медсестра. Золотой специалист, золотой человек. Таких терять грех. А у медсестры мать-старушка. Болеет часто. Покой нужен старому человеку. Отбери квартиру – потеряет хозяйство первосортного специалиста. Голубчик, через полгода сдаём новый дом. Туда и въедете! Вокняжитесь в свои хоромы! Не подумайте, просили злыдни на три дни, да оставили без своего угла навек. Не-ет! Обязательно въедете! Въедете! Под честное слово обещаю! А до той поры не поживёте ль с нашей Аннушкой? У Аннушки, правда, семья, ребёнок…
– Право слово, я и не знаю как… Но раз надо… Отчего же…
– Спасибо, вседобрая вы наша скоропослушница, – ещё круче краснеет Визирев и прикрывает локтем на столе диковинную книжечку «Выделение гликосфинголипидов головного мозга свиньи и изучение их свойств». Как до меня после доплескалось стороной, он заочно учился на зоотехника.
5
Аннушка, как и я, бухгалтер.