Читаем Собрание сочинений в 8 томах. Том 1. Рассказы и повести; Скандалист, или Вечера на Васильевском острове: Роман полностью

Не оглядываясь — теперь что-то мешало ему оглянуться, — он добежал до угла: за ним бегут, он явственно слышал стук сапог по асфальту; что-то кричали. За ним бегут, его ловят, еще десять минут, и он будет стоять перед следователем или прокурором, и следователь или прокурор будут спрашивать его не о краже, нет, не о краже… О том, на каком основании в виски стучатся вскинутые руки и бледное лицо жены, о том, признает ли он, гражданин Скальковский, себя виновным в том, что произошло сегодня утром.

Фуражка милиционера снова промелькнула за ним, он рванулся вперед, и зеленоватая прямоугольная площадь, пустая, как театр утром, вылетела перед ним на острие оставшегося за его спиной пролета.

И по этой площади медленно ехал крытый автомобиль с красными крестами на стенах.

Он выпал, этот автомобиль, перед глазами Скальковского, как выпадает несчастливая карта, четверка треф, на которой он проиграл почти все, что проиграл в этот вечер. Он выпал на зеленоватой площади, как на игорном столе, и так же, как нельзя было возражать против решения несчастливой карты, — нельзя было не броситься к покрытому крестами автомобилю.

«Тем более, — смутно подумал он, — что в карете «скорой помощи» никто не вздумает меня искать… Она пуста, я проеду не больше квартала».

Он уцепился за поручни, вскочил на подножку, но оступился и ударился лицом о холодную стену кареты.

Что-то быстро звякнуло на подножке, на камнях — и весь мир, заключенный в прямоугольную площадь, расплылся перед ним, стремительно теряя очертанья.

— Разбил очки, — растерянно сказал он и нагнулся было, но земля — мокрые камни, рельсы, подтаявший снег — уже убегала из-под ног, торопливо наматывалась на колеса.

Неуверенной рукой он распахнул дверцу автомобиля и вытянул шею. Он почти ничего не видел, мутное, матовое стекло как будто маячило и плавилось перед его глазами.

Внезапный толчок едва не заставил его упасть с подножки. Он крепче схватился за поручни, повернулся на каблуках и спиной упал в карету. Нет, матовое окно не причудилось ему. Он мог дотянуться до него рукой.

Уличный свет, как уличный бродяга, мотался в этом матовом окне, и круглый пустой потолок покачивался там, наверху, как шатучее и неверное небо.

— Да двери же, двери закройте.

Скальковский приподнялся на коленях и с насильственным вниманием огляделся.

«Я ослышался, никого нет», — подумал он и присел на койку.

— Закройте двери, холодно, дует…

Зеленый блик с лихорадочными глазами появился под матовым окном и, качаясь, уставился в лицо Скальковского. Он дернулся назад, приподнялся, захлопнул дверцу.

— Чем вы больны?

— Я здоров, — пробормотал Скальковский.

— Так, значит, вы врач? Или санитар?

— Нет, я санитар. Да, я врач, — отвечал Скальковский и угадал, что человек, который говорит с ним, приподнялся на локте, что он беспомощно качает головой, что ему не больше двадцати лет, что он тяжело болен.

— Дело в том, что я убит, — пожаловался больной, — меня застрелили. И это кажется мне очень странным, доктор, но меня застрелили случайно.

— Случайно?

Мучительно напрягая зрение, Скальковский привстал и почти вплотную приставил свое лицо к лицу больного. Зеленый блик пропал наконец, и он увидел лицо, бледное, горбоносое, молодое — врезанное в неблагополучную стену кареты. Протащив глаза от подбородка до ног, Скальковский рассмотрел забинтованную грудь, пиджак был сорван с одного плеча, ноги закутаны в одеяло.

— Застрелили? — хмуро переспросил он. — А может быть, пустяки, пустая царапина? И вы говорите, случайно?

— Я в этом убежден, доктор. Нет, какая же царапина! За день я потерял слишком много крови. Нет, именно застрелили!

Автомобиль подскочил, пошатнулся и мягким движением повернул — куда? Налево? Направо?

«Куда я еду с ним?» — напряженно подумал Скальковский.

— Вы не знаете, что это за женщина, доктор, — пробормотал больной, — что бы вы ни сказали — не то, другая, совсем не то!

Скальковский достал портсигар, но тотчас же сунул его обратно.

— Да что вы? — равнодушно спросил он.

— Да, да, это именно так. Совсем не то, другая. Я убежден, что он метил…

— В кого метил?

— В нее, — пробормотал больной и беспомощно откинулся на спину, — и какое счастье, что он промахнулся!

— Скверная история, однако, — сумрачно пробормотал Скальковский.

— История подходит к концу, — невесело заявил больной, — по крайней мере, для меня. Я уже вижу берег. Это будет зеленый берег с именем, отчеством, фамилией и датой рождения и смерти. И забавнее всего, что этого человека я видел первый и последний раз.

— Какого человека?

— Человека, который застрелил меня. Вот вас я уже видел где-то.

— К сожалению, я разбил очки, — хмуро сказал Скальковский, — но все равно, я узнаю по голосу. Да, мы встречались… в университете.

— В институте, да, да, — радостно поправил больной, — вы не поверите, как я рад, что встретился с вами. Я живу один, совсем один, здесь у меня никого нет. Моя мать живет в Воронеже. Она нуждается, так что меня застрелили некстати.

— Так вы говорите, что мы встречались…

Перейти на страницу:

Все книги серии Каверин В. А. Собрание сочинений в 8 томах

Похожие книги

1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Классическая проза / Классическая проза ХX века / Проза
Солнце
Солнце

Диана – певица, покорившая своим голосом миллионы людей. Она красива, талантлива и популярна. В нее влюблены Дастин – известный актер, за красивым лицом которого скрываются надменность и холодность, и Кристиан – незаконнорожденный сын богатого человека, привыкший получать все, что хочет. Но никто не знает, что голос Дианы – это Санни, талантливая студентка музыкальной школы искусств. И пока на сцене одна, за сценой поет другая.Что заставило Санни продать свой голос? Сколько стоит чужой талант? Кто будет достоин любви, а кто останется ни с чем? И что победит: истинный талант или деньги?

Анна Джейн , Артём Сергеевич Гилязитдинов , Екатерина Бурмистрова , Игорь Станиславович Сауть , Катя Нева , Луис Кеннеди

Фантастика / Проза / Классическая проза / Контркультура / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Романы