Возьми кусочек боба, размельчи его в тонкий порошок и смешай с порошком красным. И тогда вся смесь станет красной. Возьми частицу этой смеси и раствори в ней тысячу унций ртути… Боже мой, как я был когда-то глуп и молод!
— Ртуть — Меркурий, — сказала та же реторта, — Солнце — золото, а свинец — Венера. Не забудьте о планетах, доктор. Но мы готовы; что ж, попытайтесь еще раз.
— Поздно, — отвечал доктор, — скоро смерть явится за мной. На плечи — саван вместо тоги схоласта. Я оставляю вас. Быть может, в аду я найду философский камень?
Он разбил приборы и растоптал стекла. И тогда выпил вино и яд и отправился в путь за философским камнем. С запада на север, где полная луна, по точным законам алхимии.
И это были третьи, и последние, века его путешествия.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Милостивые государи и милостивые государыни: шарлатаны, ученые, мастера и подмастерья, города, страны, реки, горы и все небесные светила, все умершие, все живые и все еще не рожденные: занавес опускается!
Рассказ о четырех странниках окончен. Приходит время показать вам пятого странника.
Куклы в ящике, ящик за спину, палочка в руку — пятый странник отправляется в дальнейшее путешествие.
ПУРПУРНЫЙ ПАЛИМПСЕСТ
— Да кто же ты, ради бога?
— Что-с? — отвечал старичок, примаргивая одним глазом.
— Штос, — повторил в ужасе Лугин.
1
По дороге в Шмалькальден катилась карета. Пустынная дорога шла лесом. Ночь наступила давно, и кучер с опаскою поглядывал по сторонам. Но путник — старик в зеленом сюртуке и в шляпе, нахлобученной на лоб, не выказывал никакого беспокойства.
— Франц, — говорил он изредка, просовываясь в окошко кареты, — позднее время, Франц, а?
— Позднее время, господин Вурст, — отвечал Франц и постегивал лошадей.
В карете было полутемно. Дрожащий свет фонаря иногда освещал окно и исчезал снова.
— К утру поспеем в Шмалькальден? — говорил Вурст.
— Поспеем, — отвечал Франц, — темная ночь, господин ученый.
Так они ехали довольно долго. Старик начинал уже дремать под мерный скрип колес, как вдруг нежданный толчок заставил его привскочить на своем сиденье. В ту же минуту он услышал, как чей-то голос ругает Франца, поминая его родных и знакомых.
Карета остановилась и накренилась на бок.
Вурст поднял упавшую шляпу, отворил дверцу и соскочил.
Ночной ветер ударил ему в лицо. Он оглянулся и увидел, что карета его зацепилась дышлом за верх какой-то повозки, проезжавшей мимо.
Вурст подошел к повозке. В ней сидел пожилой человек, по одежде ремесленник.
— Сударь, — сказал Вурст, подходя ближе и кланяясь, — неожиданное приключение дает нам случай познакомиться. Ваш путь лежит из Шмалькальдена? Все ли благополучно в городе?
— Сударь, — отвечал человек приветливо, — меня зовут Кранцер. В Шмалькальдене все благополучно. Мое ремесло — переплетчик.
Ветер с силой ударил в глаза и загнул края шляп кверху. В свете лупы мелькнула какая-то тень.
Чей-то плащ, как крылья, закружился в воздухе.
— Переплетчик Вурст, — сказал кто-то в свисте ветра, и высокие деревья на краю дороги вдруг склонили свои вершины с покорностью.
— Что это? — сказал Вурст. У него потемнело в глазах.
— Как? — спросил переплетчик. — Я говорю: в Шмалькальдене все благополучно.
— Да, да, — отвечал Вурст, — это вы носите такой широкий плащ, сударь? Впрочем, все в порядке. У меня, кажется, кружится голова.
— От головокруженья должно пить шалфей и растирать сукном пятки, — сказал переплетчик с важностью, — об этом пишет Фридрих Марцианус в шестом томе своего труда о болезнях.
Так они говорили минут десять, пока кучера, переругиваясь, исправляли поврежденное дышло кареты и верх повозки.
Но когда все было в исправности, то по непонятной случайности ученый Генрих Вурст уселся в повозку переплетчика, а переплетчик в карету Вурста. Темнота и рассеянность содействовали этой странной ошибке. Никто ее не заметил.
На утро каждый очутился там, откуда выехал накануне.
2
Держась за шаткие перила и протянув левую руку вперед, Вурст добрался до двери и отыскал замок. Он вынул из кармана ключ и отворил двери. В подвале было темно. Вурст зажег свечу.
При свете ее можно было увидеть множество книг, разбросанных в беспорядке по полу, обрезки бумаги, тряпки, готовые и недоклеенные переплеты.
— Поздно, — сказал Вурст и вытащил из кармана часы. Стук их послышался явственно. — Пора приниматься за работу.
Он засучил рукава, собрал обрезки и приготовил клей. Железный станок заскрипел под его руками.
— Чудесное ремесло, — говорил он, просматривая готовые переплеты, — я оставлю книги и сожгу пергаменты. В Штральвальде только один переплетчик. Я буду вторым переплетчиком в Штральвальде.
Он взглянул на заглавие книги, которую собирался положить под станок. Это был Morgan Koronis, «Ludwig Urnatella».
— Целые дни я разбираю свитки и читаю пергаменты, — сказал Вурст и улыбнулся, — а по ночам переплетаю книги. В работе и дни и ночи.