Собрание сочинений в 8 томах. Том 1. Рассказы и повести; Скандалист, или Вечера на Васильевском острове: Роман

Нож в его руке опустился со свистом.

— Дни и ночи… Дни безмерны в свете, а ночь глубока. Адонай, призови молчание на все, что есть, что было, что будет. Я лечу за ветром, ветер летит за мной, снег овевает меня…

— Я пишу о старике философе? Я пишу о старике переплетчике?

Ночь крылами над жилищем моим, а день встает на востоке.

3

Каждый вечер переплетчик Кранцер подметал мастерскую, собирал работу и, выйдя на крыльцо дома, долго глядел сквозь рогатые очки на небо. Потом раскуривал трубку, возвращался обратно и по винтовой лестнице поднимался в каморку.

Тут он зажигал лампу, ставил ее плотно посредине стола и с важностью усаживался в поломанное кресло.

Так было и в тот вечер, когда Шмалькальден остался без своего переплетчика, с той разницей, что, поднимаясь по лестнице, Кранцер ушиб ногу. Он долго тер ушибленное место и почесывал бороду в недоумении. Наконец, сочтя это дурным предзнаменованием, он вошел в каморку, сел и развернул фолиант.

Каморка имела три угла и маленькое окошко. Груды книг лежали в беспорядке на столе и на полках. Пауки сплели частую сеть в углу полок.

— Переплетчик Кранцер, — сказал переплетчик с достоинством.

И ответил сам себе:

— Слушаю.

— Переплетчик Кранцер, — с удовольствием повторил старик, — ты окончил дневную работу, ты заработал достаточно денег, чтобы провести ночь в постели. Ты стар и дряхл, к чему же не покоишь ты по ночам свои старые кости?

— Да, — отвечал он самому себе, сдвигая брови, — страсть к науке овладела мной.

Время проходило мимо него, остроконечная борода поводила по строкам. Паук быстро перебирал сеть, бросался вниз, поднимался вверх, и тонкие нити изображались мгновенно и исчезали снова.

Когда на башенных часах прозвенело трижды, Кранцер встал и, закрыв фолиант, подошел к окну.

Узкие улицы расплылись в очках, плотный туман поднялся от шмалькальденских улиц, заостренные шпили церквей прорезали его с легкостью, и в тумане шагал подмастерье Шпигель с плащом на руке и сапожным мешком за плечами.

— Сапожники ходят без работы, — крикнул он, поравнявшись с домом. — Я пришел в чужой город, укажите мне дом переплетчика!

Он сел на камень и прибавил:

— Все спят, а от Гамбурга до Шмалькальдена — дальний путь.

И ветер свистнул ему в уши:

— Дальний путь.

4

Горбатый нос и хромая нога — недурное украшение для сапожного подмастерья. Я прохожу круг за кругом, путь за путем, на четыре стороны залетает неверная память. И возвращаюсь на круги своя, как все мы возвратимся в землю.

Я подмастерье Шпигель? Плащ через плечо — укрывает от ветра.

Я магистрант Гаусс? Гамбургский ветер говорит по-латыни.

Ветер не ветер, тень не тень, дух не дух — кто скажет, что не должно гулять по векам с плащом на руке и сапожным мешком за плечами?

Бей молотком в двери! На стук выйдет переплетчик Кранцер и скажет: «Я хозяин этого дома, сударь. Позвольте также узнать: вы пьяны или вы ищете переплетчика Кранцера, сударь?»

5

Свеча догорала. Наступило утро. Генрих Вурст отогнул рукава, взял в руки готовые книги и направился к выходу.

Он поднялся по лестнице, прошел коридор и отворил двери в свою комнату.

Шторы на окнах были полуспущены, мебель сдвинута, книги в беспорядке разбросаны на полу, в серой полосе света, проходившей через нижние части окна, сидел человек в темных очках и что-то читал, низко склонившись над столом.

На стук двери он обернулся.

— Добрый день, — начал он, поднимаясь, — вы утомлены бессонной ночью, господин Вурст. Впрочем, я задержу вас на одну минуту.

Господин Вурст поклонился молча.

— Сударь! — продолжал человек в очках. — Выслушайте меня! Я имею к вам небольшое дело.

— Как? — спросил ученый. — Прошу вас, присядьте.

Человек опустился в кресло.

— Странная случайность послужила причиной моего посещения. Я магистрант Гаусс и живу недалеко от вас в замке Гарденберг. На днях, разбирая старые бумаги моего деда, я наткнулся на древний свиток, по-видимому, иудейского происхождения. Не будучи знатоком того языка, на котором он написан, я просил в здешнем университете указать мне человека, который владел бы им свободно, и мне указали на вас.

— Я очень польщен вниманием, которое оказал мне здешний университет, — сказал Вурст, прикрывая глаза. (Такова была его привычка.)

— Я не сомневаюсь, сударь, — отвечал магистрант Гаусс, также прикрывая глаза, — что вы оправдаете его доверие.

Свет, проходивший в щели штор, стал яснее. Вурст поглядел на часы.

— Сударь, — сказал человек в очках, сбрасывая плащ и вытаскивая мешок из заднего кармана, — я полагаюсь на скромность и добросердечие, которое всегда отличало людей науки: вот пергамент, я его оставляю вам, сударь.

И правой рукой он вытащил из кожаного мешка пурпурный пергамент, бросил его на стол, накинул на плечи плащ и, повернувшись, побежал к двери.

— Сударь, — вскричал ученый, бросаясь за ним, — сударь, вы…

Но конец плаща только хлестнул его по руке.

Человек в очках спустился по лестнице и, прихрамывая, исчез в туманном свете утра.

6

Генрих Вурст вернулся к столу, поднял шторы на окнах и развернул свиток.