«…Я писец Моисей ибн Бута, и лета мои преклонны. Сорок лет я ношу на поясе кисет ха софери, и сорок лет руки мои держат гусиное перо. Или тростник держат мои руки. Я был писцом при царе Египта, и вот я писец при царе Иудеи. Что же постыдного в том, что делаю я сосуды из глины, если руки мои тянутся к ней?
Разве Иегова наложил запрет на ремесло горшечника?..»
— В чем дело? — сказал Вурст, бледнея, и высоко поднял косматые брови, — ремесло переплетчика?
«…Толчением раздробляю я глину и мелкие камешки удаляю из нее и разбавляю в воде. И уже поет моя печь, пламенем согревая жилище. Тогда я вращаю на горшечном кружале изделия мои и затем обжигаю в печи. Я три дня обжигаю в печи изделия мои: и вот уже крепкие горшки из глины и другие сосуды из глины и сетчатое стекло, как прозрачная ткань.
…Однажды пришел ко мне Захария, сын Давида. Сказал: «Писец Моисей, все твои дела известны мне, известно мне твое ремесло, ремесло горшечника…»
Но тут дверь распахнулась.
9
— Господин Вурст, — сказал, входя, магистрант Гаусс, — взгляните на меня, я, кажется, очень бледен.
— Одну минуту, — отвечал ученый, не отрывая глаз от палимпсеста, — он тайно занимался переплетным ремеслом. Все это достаточно разборчиво. Одну минуту…
Зеленоватый свет лампы стал как бы точнее и прозрачнее. Все трое закрыли на минуту глаза, и лица их очертились с тонкостью.
— Как, — спросил магистрант Гаусс, — вы что-то сказали, сударь?
— Странный текст, — сказал ученый, — мне кажется, что он написан мною.
— Вы правы, сударь, — сказал Гаусс, — странный текст. Но я привел к вам переплетчика. Он зовется Кранцер и очень любит ученые занятия. Прошу вас, примите его, как гостя.
— Прошу извинения, — сказал Вурст и обернулся. Он вскочил, опираясь рукой на спинку кресла, и минуту глядел неподвижно.
— Прошу извинения за то, что, занятый ученой работой, я не оказываю вам должного гостеприимства. Присядьте, прошу вас. Я скоро окончу работу.
Переплетчик сел и задумался. Брови его сдвинулись, руки зажали одна другую.
— Я утомлен, — сказал Гаусс, — боже мой, я устаю от моих приключений. Пора, пора отдохнуть.
Он вновь закрыл глаза, и углы губ опустились в утомлении.
— Переплетное ремесло, — сказал Вурст после минуты молчания, — я очень люблю его, сударь. Быть может, я променял бы на него мои книги.
— В чем дело? — спросил переплетчик. — Магистрант Гаусс, не глядите на меня так своими очками. Почему вы надели очки? Я не знаю, зачем вы привели меня сюда, но мне кажется, что я прожил здесь всю мою жизнь.
— Это так, — отвечал Гаусс, — я недаром принес палимпсест ученому Вурсту. К тому же вам не следует беспокоиться за переплетную мастерскую.
— Мы обменялись ремеслами, и это предсказал палимпсест, — сказал ученый и поглядел на него со вниманьем. — Может быть, вы волшебник, магистрант Гаусс?
— Может быть, — отвечал Гаусс, и вновь лицо его сжалось в утомлении. — Вам пора исчезнуть. Вы переплетчик Кранцер. Вот переплетчик Кранцер. Я привел его к вам.
— Пора? — отвечал ученый в задумчивости, — пора, но как это сделать? Я знаю — пора, но почему должен исчезнуть я, а не переплетчик Кранцер?
— Почему, — отвечал магистрант. — Взгляните на него. У него очень костлявые руки и свинцовый лоб. Вы можете исчезнуть в тени. А его тень сторожит переплетные инструменты.
— Непонятно, — сказал Кранцер. — Прошу вас, позвольте мне уйти. Быть может, на свежем воздухе моя голова прояснится.
— Одну минуту, — сказал Гаусс. — Сударь, подойдите к Вурсту. Займите место его тени.
И он притушил зеленоватый свет. Полусумрак осторожно опустился сверху, срезая углы.
— Вы слышите меня, сударь? — повторил Гаусс, — где он? Переплетчик Кранцер, вы видите его? Или новая тень нравится вам не меньше прежней?
— Я тоже утомлен, — сказал Кранцер и подошел к креслу. — Мне очень хочется уснуть, — вы посторожите мой сон, магистрант Гаусс?
И он уселся в кресло и закрыл глаза. А тень его забилась в обивку кресла.
— Поздняя ночь, — сказал Гаусс устало, — пора в путь. Кажется, я никогда не окончу моего путешествия.
И, спустившись по лестнице, он плотно прикрыл за собой выходную дверь. И в лицо ему заиграл снежный ветер, а плащ полетел за ним чугунными крыльями.
СТОЛЯРЫ
Вчера я закончил такого мерзавца из настоящего ливанского кедра. Волосы его — мочало; сердце — тугая пружинка; лицо — соборная роспись; прозвище — Петрушка.
1