Собрание сочинений в пяти томах. Том 4. Пьесы и радиопьесы

Палач. Прекрасная идея, но ее трудно осуществить. Фонари перед дворцом зарезервированы для членов правительства. Проще всего повесить тебя на перилах моста. Мой подручный уже наверху. Эй, Халеф!

Голос сверху. Да, мастер. Одну минутку.

Сверху спускается веревка. Поэты вскрикивают и исчезают, с ними Омар и Юсуф.

Палач. Покорнейше прошу.

Акки влезает на царский трон посреди сцены.

Палач. Хочешь сделать какое-нибудь распоряжение?

Намылив петлю, он набрасывает ее Акки на голову.

Акки. Все, что у меня есть, я завещаю поэтам. Не знаю только, что делать с антикварной лавкой в переулке Всемирного потопа.

Палач. У тебя есть антикварная лавка?

Снова выныривают поэты.

Поэты. Антикварная лавка?

Акки. Выпросил на прошлой неделе. В тот день на меня нашло вдохновение, я был в великолепной форме.

Палач. Антикварная лавка — это предел моих желаний.

Акки. Я не знал, что ты интересуешься такими вещами.

Палач. Сидеть в окружении скульптур и читать классиков — что может быть лучше?

Акки(качая головой).

Странно. Палачи из Ламаша, Киша и Аккада тоже тянулись к образованию.

Палач. Горько признаваться, но у меня однообразная, безрадостная жизнь. Знай себе вешай, а впереди никакого просвета. Разве что какой-нибудь министр изредка бросит подачку. Вот у тебя совсем другое дело. Ежедневное общение с поэтами, шумные празднества, суп с говядиной.

Акки. Больших палачей откармливают как на убой, а маленьких держат на голодном пайке. Я готов пойти тебе навстречу. Меняю свою антикварную лавку на твое ремесло.

Палач (нерешительно). Ты хочешь стать палачом?

Акки. Это единственная профессия, которую мне еще не удавалось выпросить.

Палач(падает на царский трон). Боже мой!

Акки

(обеспокоенно). Что с тобой, Зиди Неподкупный, опора тайного остова мироздания?

Палач. Воды! Скорее! Не то у меня будет сердечный приступ.

Акки. Выпей шнапсу. Тебе станет лучше. (Он осторожно, все еще с петлей на шее, слезает с царского трона и подает палачу бутылку.)

Палач. Голова закружилась. Где же наша честь, наша вавилонская гордость?

Акки(удивленно). А что им делать здесь, под сводами Гильгамешского моста?

Палач. Я имею право уступить свою должность каждому, кого казню. Это записано в договоре, который я подписал еще самонадеянным юношей, когда мечтал изучать искусство. Думал заработать денег. Но ни один даже самый жалкий рабочий, ни один паршивенький министр, ни один вшивый бродяга не соглашался стать палачом и сохранить себе жизнь. Даже в самые глухие тысячелетия. Вошедшая в пословицу вавилонская гордость оказывалась сильнее жажды жизни.

Акки

. Вот видишь, я всегда считал, что гордыня погубит Вавилон.

Палач. Я потрясен твоим предложением избавить меня от этой мучительной жизни. Ты в самом деле хочешь обменять свою антикварную лавку на мою презреннейшую, убогую профессию?

Акки. Ты видишь свою работу в ложном свете, палач. Профессии, особенно низменные, надо возвышать, придавать им новый смысл, иначе они обречены. Вот я, к примеру, был однажды миллиардером.

Палач(удивленно). Миллиардером?

Поэты. Расскажи, нищий, расскажи!

Акки. Ну что ж, послушайте макаму о профессиях, которые я выпросил. (Он вынимает голову из петли и держится за веревку рукой.) В чудесную ночь, майскую ночь я обольстил миллиардерову дочь и таким вот манером сам стал миллиардером. Человек упорный, стойкий и непокорный, чтоб остаться самим собой, объявил я богатству бой. Послушай же до конца исповедь мудреца. С утра до ночи я кутил что есть мочи, в долги залезал и все пропивал, леса и замки дарил куртизанкам, спускал без стыда целые стада, проиграл в одиночку золота бочку, табун коней и пару тысяч свиней, дорогие предметы, зеркала и самоцветы — все до последнего сундука пошло с молотка, не прошел и год, а я уже банкрот, в кармане ни гроша, зато нараспашку душа, и под этот шумок еще с пяток особ торгового звания лишились своего состояния; страна разорилась, власть переменилась. Вот так, мой гонитель, поступает мыслитель, спасая от зла престиж ремесла.

Один из поэтов. А дочь миллиардера?