Что делать?.. Коль с Шахри я не станцую, Она смеяться станет надо мной… Тогда, от боли яростно гарцуя, Я в эту пляску ринулся, как в бой.
И топоча, я «харс» кричал так рьяно, Что перепонки лопались в ушах… Наверное, такой лезгинки странной От сотворенья не видал Ахвах.
Мои глаза сверкали, будто дула. И если б я от страсти не ослеп, Увидел, как Омар, упав со стула, От хохота катался по земле…
…Именно на этом месте я был вынужден отложить поэму, чтобы уе-хать куда-то очень далеко. В дорогу я взял только думы о ней. Но эти думы вскоре сменились другими, и в моем сердце произошли большие переме-ны. Путешествия и годы переиначили мою жизнь. Новые впечатления на-веяли новые стихи. Но однажды… Мне попались на глаза прозаические наброски моей давней поэмы. Вот они… Поэма прервалась как раз там, где, я лихо отплясывал лезгинку. И хоро-шо, что прервалась, ибо отчаянным был этот танец. Ох, уж эти узкие сапоги… Порою мне кажется, мои ноги до сих пор ноют, даже от воспоминаний… По горскому обычаю, джигит не может выйти из круга, пока девушка первой не прекратит танцевать. Вот и я из последних сил подбадривал сам себя, чтобы довести дело до славного конца. Сапоги брата и без того тесные, как ко-лодки, стиснули мои бедные ноги. На груди моей позвякивали значки, и пот ручьями струился по дрожащему телу. На мое счастье, зурнача разобрал смех, и он выпустил мундштук изо рта. Использовав эту заминку, я мгновенно плюхнулся на стул. Все громко расхохо-тались. А ехидней всех смеялся лейтенант… Даже невеста чуточку приподняла покрывало, чтобы взглянуть на такую достопримечательность. Когда зурна заиграла вновь, и другие пустились в пляс, я незаметно вы-скользнул из дома, чтобы остаться наедине со своей печалью. И теперь еще сердце мое ноет от смеха ахвахцев. А тогда, подстегнутый стыдом, как скакун нагайкой, я решил немедля отправиться в Цада. Прихрамывая, я кружил по темным улочкам чужого аула, пока не понял, что бесповоротно заблудился. От-чаявшись, я почувствовал себя самым несчастным человеком в мире. И как будто в подтверждение этому, стал накрапывать противный мелкий дождик. Я огляделся вокруг, чтобы укрыться где-нибудь ненадолго. Возле неказистой сак-ли в двух шагах от меня лежало толстое бревно под сомнительным навесом. — Сойдет, — подумал я, забираясь в свое убежище. Усевшись на сырое бревно, я тотчас снял свои значки и сунул их в карман пиджака. Теперь в них уже не было надобности. Пускай звенят в кармане вместе с медяками, как мои несбывшиеся надежды… Прощай, дорогая Шахри!.. Именно в этот момент пришли ко мне первые строки будущей поэмы:
Шахри, Шахри — таинственное имя, Арабских сказок тонкий аромат… На свете не найти его любимей, Как дорог мне насмешливый твой взгляд. Прощай, Шахри… Я завтра уезжаю. Дождь кончится, и ясный день взойдет. Прощай, Ахвах… Моя тоска растает, Как будто снег под мартовским дождем. Прости, Шахри… Ахвахская орлица, Как ты парила в танце, трепеща… Он по ночам мне долго будет сниться. Будь счастлива навеки И прощай!