— Помнишь, я как-то посоветовал тебе сжечь фотографии? — задумчиво спросил Джереми. — Я был неправ.
— Ну-ну, — улыбнулся я. — Завтра займусь голубыми прямоугольниками.
— Так ты догадался, как их проявлять?
— По-моему, да. Надо попробовать.
— И как же?
В его глазах светился неподдельный интерес, обычно рассеянное выражение сменилось сосредоточенным, и Джереми удалось задержать на мне взгляд на целых десять секунд.
— Гм… Тебе как, лекцию о природе света прочесть или просто рассказать, что я буду делать?
— Ради бога, не надо лекций.
— Так вот, я думаю, что, если увеличить оранжевые негативы через синий светофильтр и напечатать их на высококонтрастной бумаге, может получиться нормальный снимок.
— Черно-белый? — спросил, подмигнув, Джереми.
— Черно-белый.
— Откуда возьмешь синий светофильтр?
— Ты, кажется, все-таки хочешь, чтобы я прочел тебе лекцию. Пойдем. Посмотрим последний заезд.
Мне показалось, что Джереми заколебался. Он, как мог, старался отбрыкаться от моего предложения и даже снова поджал ногу: видно, совесть служителя Фемиды не позволяла ему принять участие в столь низменном зрелище. Но вскоре выяснилось, что я был к нему несправедлив. Когда мы уже сидели на трибунах в ожидании старта, Джереми вдруг сказал:
— Между прочим… я сегодня днем уже видел скачки. И тебя видел.
— Да ну?
— Я подумал, что грех отказываться от возможности познать новое…
— Ну и как тебе?
— Да так себе. И что ты нашел в этих скачках?
По дороге в Сент-Олбанс Джереми рассказал, что удалось узнать.
— Как ты советовал, я связался с телекомпанией: попросил показать бухгалтерские книги и познакомить хоть с кем-нибудь из участников съемок. Кстати, в Сосновой Сторожке снимали фильм всего один раз, и съемочная группа провела там недель шесть, не больше.
— Шансов мало.
— Да. Но, как бы там ни было, мне объяснили, где найти режиссера, — он все еще работает на телевидении. Режиссер произвел на меня тяжелое впечатление — хмурый такой усатый дядька — ну, в общем, сам понимаешь. Я встретился с ним в Стритхэме, он сидел на обочине дороги и наблюдал за профсоюзным собранием электриков. Они, видишь ли, решили объявить забастовку, а потому отказались осветить церковный дворик, где он собирался снимать сцену из нового фильма. Одним словом, настроение у него было отвратительное.
— Могу себе представить.
— Толку я от него не добился, — сказал Джереми с сожалением. — Только рот открыл, а он как понес меня: «Что же я, по-вашему, должен помнить какие-то вшивые шесть недель тринадцать лет назад и вшивую девчонку с вшивым сосунком?» Дальше — больше. Дескать, была бы его воля, он бы всяких вшивых прихлебателей на пушечный выстрел к Сосновой Сторожке не подпустил. И вообще, ходят тут всякие, суются, куда не следует, а ему это вот где сидит, ему работать надо. Так что лучше мне убираться подобру-поздорову. Вот так.
— Очень жаль.
— Потом мне удалось заловить одного актера, он был занят в том злополучном фильме на главной роли, а сейчас временно работает в картинной галерее, — так он сказал мне то же самое. Тринадцать лет назад? Молодая женщина с маленькой девочкой? Безнадежно.
— Я возлагал большие надежды на съемочную группу, — сказал я со вздохом.
— Могу найти других, — сказал Джереми. — Это совсем не трудно. Я связался с актером через наших агентов.
— Поступай, как считаешь нужным.
— Думаю, можно попробовать.
— А музыканты долго жили в Сторожке?
Джереми извлек из кармана уже изрядно помятый листок и, сверившись с ним, ответил:
— Три месяца — плюс-минус неделя.
— А после них?
— Религиозные фанатики, — он поморщился. — Твоя мать, по-моему, не была набожной.
— Она и понятия не имела о том, что такое религия.
— Этих сектантов тоже уже давно след простыл.
— Возможно. Послушай, а почему бы нам не пойти другим путем? Опубликуем фотографию Аманды в журнале «Лошадь и Собака» — вдруг кто-нибудь узнает конюшню? Здание, наверное, стоит на прежнем месте и ничуть не изменилось.
— Это будет стоить недешево.
— Ну уж не дороже частных детективов, — отозвался я. — Думаю, журнал берет деньги за место на полос? — а что на этом месте будет стоять, фотография или текст, им все равно. Я могу сделать хороший черно-белый снимок нужного размера, а там посмотрим. Может, кто и клюнет.
— Уговорил, — вздохнул Джереми. — Боюсь, расходы на поиски Аманды в конечном итоге превысят сумму, которую она сможет унаследовать.
— А бабушка… действительно так богата?
— Не знаю. Не удивлюсь, если там и нет ничего. Она ужасно скрытная. Ее бухгалтер, по-моему, в курсе дела, но из этого скряги и слова не вытянешь. Прикидывается этаким простачком.
В Сент-Олбансе первым делом заехали в лечебницу. Джереми уселся в приемной и стал листать старые номера женского журнала, а я поднялся наверх в комнату умирающей. Поддерживаемая подушками, она сидела необычайно прямо. На волевом, суровом, все еще полном жизни лице горели злые, совсем не старческие глаза.
— Ты нашел ее? — спросила старуха, не удостоив приветствием, едва я закрыл за собой дверь.
— Нет.
— Но ты ищешь?
— И да, и нет.
— Что ты хочешь этим сказать?