Сочинения в четырех томах. Том 2

— Да, — согласился я. Я взглянул на него, но теперь он казался силуэтом на фоне солнца, и я не видел выражения его лица. Если он так зол на меня из-за Кэт, что захочет продолжать то, что начал Сэнди, то шансов у меня нет. И он, и Сэнди могли вить из меня веревки. Мы мчались в молчании к следующему препятствию, последнему на противоположной стороне. Сэнди постепенно отстал, чтобы дождаться меня.

— Аллан! — крикнул вдруг Дэн.

— Да? — ответил я.

— Хочешь, накормим Сэнди его собственной конфеткой?

— Да! — крикнул я, почувствовав вдруг, что меня уже ничто не удерживает.

Это было страшное дело, и, если бы судьи увидели это, меня лишили бы жокейских прав. Но я уже слишком натерпелся от отборных головорезов дядюшки Джорджа.

Дэн крикнул:

— Я пойду с поля на него. Ты скачи еще дальше с поля от меня. Потом я уйду вперед и оставлю его между тобой и канатом. Ладно?

Я кивнул. Я пытался предвидеть будущее. Если я высажу Сэнди, он не посмеет жаловаться начальству, а я, как он сказал, не могу дать полиции веских доказательств против него. Между нами могло быть недолгое перемирие. И — падение за падение — мы могли бы свести счеты.

— Пошел! — крикнул Дэн.

Он выслал свою лошадь и начал догонять Сэнди справа. Я отвел лошадь от бровки и заставил ее идти полем. Оставалась миля до финиша, и, так как никто еще особенно не нажимал, все остальные были как раз неподалеку от нас. Позади не оставалось никого. За плетнем лежал длинный овальный поворот, ведущий на прямую. Если Сэнди или я сбросим один другого, это надо делать на склоне, ибо, как только мы выедем на прямую, судьям будет зидно каждое наше движение.

Дэн перепрыгнул препятствие рядом с Сэнди а я был чуть позади. Как только я поравнялся с ними обоими, Дэн выслал свою лошадь и умчался от нас, оставив, как обещал, Сэнди между мной и оградой.

Я грубо направил Безнадежного на лошадь Сэнди, ударив ее об ограду. Сэнди заорал и вскинул кулак. Я сильно хватил его хлыстом по руке. Мне надо было ссадить его, не повредив его лошади. Я и без того уже несправедливо поступил с владельцем лошади, пытаясь организовать ему проигрыш скачки, ссадив его жокея. Если нельзя этого сделать без вреда для лошади не надо это делать вообще.

Собрав поводья в правую руку, я левой внезапно толкнул Сэнди прямо под мышку. Он покачнулся в седле, но сохранил равновесие. Ох и ругал он меня!

Мы были на гребне склона. Надо было действовать теперь или никогда. Я сильней прижал лошадь Сэнди к ограде. Он опять заорал. Его нога, я знал, должна была быть разбита, раздавлена, размозжена или просто разорвана побеленными бревнами ограды. У меня от того же самого нога онемела и до сих пор еще не отошла, и я не чувствовал к нему никакой жалости. Потом его нога ударилась об один из вертикальных столбов с отчетливым звуком.

Он закричал.

Я заскрежетал зубами, взмахнул рукой и толкнул его изо всей силы. Я знал, что, если он сейчас не вылетит, у меня не хватит решимости повторить этот прием. Но он начал сползать сначала медленно, а потом все быстрее, как будто его засасывал водоворот.

Я в последний раз увидел его лицо, дико вытаращенные глаза, рот, перекошенный мукой, когда он упал в высокую траву по ту сторону ограды. Затем я уже был за поворотом, весь в синяках, задохнувшийся, оборванный, но все еще в форме. Лошадь Сэнди, освобожденная от его веса, неслась вперед, обгоняя других жокеев.

Дэн увидел ее, повернулся в своем седле, улыбнулся мне и поднял вверх большой палец.

ПОГОНЯ

роман

Перевод А. Горского, Ю. Смирнова

Глава 1

Я посадил всех четверых в аэропорту Уайт-Вальтхем в новенький «Чероки шесть 300», которому так и не пришлось спокойно устареть. Его внутренняя бледно-голубая обивка еще источала запах новой кожи, а на ослепительно белом фюзеляже даже самый придирчивый взгляд не обнаружил бы ни единой царапины. Чудесный маленький самолетик. Был…

Они сделали заказ на полдень, но в одиннадцать сорок, когда я прилетел за ними, эти четверо уже торчали в баре. Опознать их не составило особого труда: четыре кресла вокруг столика, на креслах — небрежно брошенные легкие плащи, три футляра с биноклями, два экземпляра газеты Спортивная жизнь и маленькое жокейское седло. Они стояли тесным кружком, но с первого взгляда можно было понять, что отнюдь не дружба свела этих людей вместе. Один из них, крупный мужчина, прямо-таки кипел от злости. Самый маленький — явно жокей — застыл в напряженной позе, с побагровевшим лицом. Двое других, пожилой невысокий человек и женщина средних лет, уставились взглядами в пространство, причем выражение их лиц показывало, что они о чем-то усиленно размышляют.

Я пересек бар, подошел к группе и, ни к кому конкретно не обращаясь, спросил:

— Майор Тайдермен?

Невысокий мужчина, ответивший мне коротким «Да?'*, видимо, получил это звание давным-давно. Лет семидесяти, но еще сохранявший спортивную форму, с жесткими усиками, маленькими острыми глазками и лысиной, прикрытой остатками седоватых, зачесанных набок волос. Во всей его фигуре чувствовалось крайнее напряжение.