— Самолет к вашим услугам, майор, — обратился я к нему. — Я Мет Шор, пилот.
Тайдермен взглянул через мое плечо, словно кого-то высматривая.
— А где же Ларри? — резко спросил он.
— Его нет. Получил работу в Турции.
Майор перевел взгляд на меня.
— Вы новичок?
— Новичок, — подтвердил я.
— Надеюсь, маршрут-то вы знаете, — пробурчал майор.
— Сделаю все, что в моих силах.
— А вот в прошлый раз, когда я тоже летела на скачки, пилот ухитрился заблудиться, — заметила стоявшая рядом с майором женщина.
Я посмотрел на нее с улыбкой, призванной внушить ей полное доверие к моей особе.
— Погода сегодня хорошая, и нет оснований опасаться, что изменится к худшему.
Тут я, признаться, покривил душой: прогноз на этот июньский день обещал грозовую облачность. Пассажирка пренебрежительно взглянула на меня. Ей было под пятьдесят, выглядела она хрупкой. Из-под густых черных бровей смотрели светло-карие глаза, и, хотя складка губ была мягкой, держалась она с той непринужденной властностью, которая свидетельствовала о ее более высоком положении в обществе, чем у Тайдермена.
Напряженность, царившая до того среди членов компании, постепенно рассеивалась. Жокей неторопливо отпивал лимонад, на его щеках уже не пылали ярко-красные пятна. Ему можно было дать лет двадцать с небольшим, был он рыжеволосым и маленьким, как и подобает жокею.
Женщина взглянула на жокея и тоном более дружеским, чем смысл ее слов, бросила:
— Кенни Бейст, уж не сошел ли ты с ума? Если ты и дальше будешь раздражать майора Тайдермена, придется тебе подыскивать другую работу.
Кенни Бейст поджал губы розанчиком, отодвинул недопитый лимонад, взял один из плащей и седло и повернулся ко мне.
Где стоит самолет? Хочу положить свое добро.
Говорил он с сильным австралийским акцентом, с ноткой возмущения в голосе.
— Дверца закрыта, — отозвался я. — Пойдемте вместе.
— Просто ради порядка, — заговорил я. — Как фамилии других пассажиров?
Бейст с удивлением повернулся ко мне.
— Вы ее не знаете?! Нашу Энни Вилларс? Выглядит как старая милая бабуся, а язычок как бритва. Все знают нашу маленькую Энни, — добавил он мрачно.
— Во всем, что касается скачек, я профан.
— Да? Кроме того, она еще и тренер. И, надо признать, отменный тренер, иначе я не стал бы работать у нее, да еще с ее язычком. Должен сказать, приятель, что когда она орет на ребят в своей конюшне, ее ругательствам может позавидовать любой грузчик. А вот с владельцами лошадей она ну прямо ангел, и они у нее, как овечки.
— А как фамилия другого пассажира? Того, здорового?
— Мистер Эрик Голь-ден-берг. — Он так и произнес эту фамилию — слог за слогом, уже без всякого восхищения, с презрительной гримасой.
Покончив с этими справками, Бейст замолчал, вновь переживая неприятный разговор со своим хозяином. Молча мы подошли к самолету и сложили вещи в багажное отделение позади сидений.
— Сначала летим в Ньюбери, не так ли? — заговорил, наконец, Бейст. — Захватим Коллина Росса. Вы, конечно, наслышаны о Коллине Россе?
— Пожалуй.
Да и как не быть наслышанным об этом знаменитом жокее, если он пользовался большей популярностью, чем сам премьер-министр, и зарабатывал в несколько раз больше, чем глава правительства! Его лицо смотрело на вас со множества рекламных щитов, призывающих к постоянному употреблению молока, и даже в детском журнале о нем печатался серийный комикс. Кто же не слышал о Коллине Россе!
Кенни Бейст поднялся в самолет и уселся на одно из двух задних сидений. Еще перед вылетом с базы, не больше часа назад, я тщательно обследовал машину, но сейчас снова, хотя и бегло, осмотрел салон. Я совершал свой третий рейс для фирмы Воздушные такси Дерридауна, где работал всего четвертый день, и не хотел рисковать после тех неприятностей, которые учинила мне судьба в недавнем прошлом.
К тому времени, когда я закончил осмотр, из бара вышли трое моих пассажиров и направились к самолету. Я запросил диспетчера по радио, получил разрешение на взлет, вырулил, чтобы встать против ветра, и поднял свою маленькую машину для двадцатимильного прыжка через Беркшир. До этого я никогда не возил любителей скачек. Мои пассажиры ранее уже летали в Ньюбери, и майор посоветовал мне обратить внимание на линии электропередачи, пересекавшие подходы на посадку. Я приземлился на свеже-подстриженную траву и подрулил к трибуне, притормозив как раз перед ограничительной изгородью. На дороге показался старенький форд, промелькнул мимо трибуны, въехал в ворота, устроенные в изгороди, и, подпрыгивая, направился через поле к самолету. Футах в двадцати автомобиль остановился, из него вышел пассажир и зашагал к самолету. На нем были выцветшие синие джинсы, белесый шерстяной свитер с синей каемкой и на маленьких ногах черные кеды. Я видел его русоватые волосы, опускавшиеся на широкий лоб, короткий прямой нос и округлый женский подбородок; его фигуре могла бы позавидовать любая девушка. И все же в нем угадывалось что-то мужественное, а в глазах читалась усмешка, как у каждого, кто хорошо познал жизнь. Он уже постарел душой, хотя ему никто бы не дал больше двадцати шести.