Сочинения в двух томах. Том 1. Звезды Эгера

- Надеюсь, ты делал это охотно?

- Еще бы! Ведь личико у нее как белая гвоздика.

- Но из этого еще не следует, что ты должен считать ее своей женой.

- Отец Балинт сказал, что Эву предназначили мне в жены. Так Цецеи и в завещании распорядился, и за дочкой он отдаст мне деревню в приданое.

- Стало быть, старый священник выдал тебе тайну.

- Нет. Он только предупредил, чтобы я был достоин своего счастья.

- А ты будешь счастлив с этой девушкой?

Юноша улыбнулся.

- Вы, учитель, как посмотрите на нее, так больше и не станете спрашивать, буду ли я счастлив с ней.

Конь Гергея загарцевал и ринулся вперед.

- Она такая девушка, такая… - сказал юноша, осадив коня, - ну, совсем как белая кошечка!

Священник, усмехнувшись, пожал плечами.

Они въехали в лесную чащу. Пришлось спешиться. Гергей пошел впереди. Он знал, что за чащобой укрывается деревушка.

Только они съехали вниз, в долину, как из домиков выбежали несколько женщин.

- Герге! Ну да, Герге приехал! - радостно восклицали они.

Гергей махал шапкой, кланяясь налево и направо.

- Добрый день, тетя Юци! Добрый день, тетя Панни!

- А господ-то нет дома! - крикнула одна из женщин.

Гергей понурился, осадил коня.

- Что вы сказали, тетушка?

- Нет их. Уехали.

- Куда же?

- В Буду.

Гергей обомлел.

- Все уехали?

Глупая детская мечта! Он надеялся, что ему ответят: «Нет, барышня осталась дома». А ведь можно было знать заранее, что скажут совсем другое.

- Конечно, все. И даже священник наш уехал с ними.

- А когда?

- После дня святого Дердя.

- Но в доме-то есть кто-нибудь?

- Турок.

Гергей, расстроенный, обернулся к священнику.

- Они уехали в Буду. Монах Дердь уже давно подарил им свой дом в Буде… Но я не понимаю, как они мне-то ничего не сказали: ведь я был здесь на масленице.

- Так где же мы пообедаем?

- Турок здесь.

- Какой турок?

- Цецеевский турок: Тулипан. Он у них здесь ведает всем… Но вот мы и у кладбища. Дозвольте мне зайти на минутку.

За домом виднелось кладбище, окруженное кустами сирени. Оно занимало не больше места, чем сама усадьба. Кругом одни лишь деревянные кресты, да и то сколоченные кое-как из не очищенных от коры веток. Имени нет ни на одном.

Юноша поручил коня слуге, а сам торопливо пошел на кладбище. Остановился у покосившегося деревянного креста, положил на могилу полевые цветы и преклонил колени.

Священник тоже сошел с коня, опустился на колени рядом с мальчиком и, подняв глаза к небу, начал громко молиться:

- Владыка живых и мертвых, воззри на нас с высот небес, упокой в селениях праведных душу доброй матери, чей тленный прах лежит здесь, пошли счастье сироте, преклонившему колени у ее могилы. Аминь!

Он прижал к себе мальчика и поцеловал.

Барский дом стоял почти напротив кладбища. Полная, румяная женщина уже распахнула ворота и, глядя на приезжих, приветливо улыбалась им.

- Добрый день, тетушка Тулипан! - сказал ей Гергей. - А где же ваш муж?

Ведь открывать ворота входило в обязанности Тулипана.

- Он пьян, - ответила женщина, стыдясь и досадуя.

- Правда пьян?

- Он вечно пьян. Куда ни спрячь ключ от погреба, все равно найдет. Нынче положила под валек - и там нашел.

- А вы бы, тетушка Тулипан, не прятали ключ. Пил бы он вволю - так столько бы не пил.

- Какое там! Ведь он пьет без удержу. Пьет и пьет, а работать не хочет, проклятый!

И в самом деле, на циновке под тутовым деревом сидел смуглый человек в крестьянской одежде. Около него стоял зеленый обливной кувшин с вином. Пьянчуга не допился еще до того, чтобы у него можно было отнять кувшин. Угощал он вином и сынишку - шестилетнего босоногого мальчика, такого же черноглазого, как и отец. Только у Тулипана глаза всегда словно улыбались каким-то тайным проказам.

Это был тот самый турок, которого Цецеи помиловал, услышав, что он умеет играть в шахматы. Впоследствии, правда, выяснилось, что играть с Тулипаном нет смысла, но для работы по дому он пригодился. Особенно хорошо умел он стряпать, ибо отец его служил поваром у какого-то паши. Женщинам турок полюбился за то, что научил их готовить плов, береки[15] и варить шербет. Они частенько шутили и дурачились с ним. А Цецеи турок полюбился за то, что вырезал ему деревянную руку, да еще такую, у которой были и пальцы. Натяни на нее перчатку - и никто не скажет, что рука деревянная. Приладив эту руку, старик прежде всего попытался стрелять из лука. Он велел притащить с чердака огромный лук, и ему удалось деревянной рукой натянуть тетиву. Тогда он назначил турка своим слугой.

Как раз в ту пору у одной молодицы погиб муж. Турок сдружился с нею, потом взял в жены, предварительно, конечно, крестившись. И стал Тулипан таким добрым венгром, будто и родился на венгерской земле.

Увидев Гергея и священника, он встал и по-турецки скрестил руки на груди. Попытался даже поклониться. Но, побоявшись, что вместо поклона свалится и расквасит себе нос, он в знак почтения лишь покачнулся.

- Эх, Тулипан, - укоризненно сказал Гергей, - все пьешь и пьешь?

- Моя пить должен, - ответил Тулипан серьезно, и только в глазах у него блеснул лукавый огонек. - Ой, двадцать пять лет турок быть - и не пить! Такой горе надо запить!