Одежда его состояла из чего-то, что прежде могло называться охотничьей блузой, но теперь скорее напоминало кожаный мешок с отверстием наверху и двумя приставками в виде рукавов по бокам. Этот мешок был грязно-коричневого цвета, отвратительный из-за грязи и сала, пропитавших его насквозь. Ворот был истерзан, штаны и мокасины были не лучше блузы. Шапка на голове была из звериной шкурки, теперь совершенно вылезшей. Казалось, что этот человек не снимал своей одежды с тех пор, как впервые ее надел, а это могло быть только очень давно. Открытая шея казалась бронзовой от загара и дыма.
На вид ему можно было дать лет шестьдесят, лицо было хитрое, в глазах светился ум. Он принадлежал к породе смуглых саксонцев.
Помимо странного костюма, было еще нечто очень странное в его внешности: казалось, что ему чего-то недостает. Вглядевшись пристальнее, Генрих увидел, что недостает у него ушей.
Человек без ушей — это что-то ужасное. Это невольно наводит на мысль о какой-то ужасной мести, рисует воображению кровавую сцену. В голове Генриха создавалась масса предположений, наконец вспомнив слова Сэгина, он решил, что это, должно быть, тот самый пленный, который принес последние известия из лагеря навагоев.
Откликнувшись так грубо на вопрос Гарея, он продолжал сидеть и грызть кость от жаркого, издавая при этом глухое рычание, точно потревоженный во время еды волк.
— Иди сюда, Рубе, ты мне нужен, — повелительным тоном произнес Гарей.
— Хоть я тебе и нужен, а все-таки Младенец не двинется с места, пока не очистит кость; можешь и подождать.
— Экая старая собака! По крайней мере, поторопись с обгладыванием.
Охотник с недовольным видом поставил ружье на землю и стал дожидаться. Рубе (так звали эту махину, одетую в кожаный чехол) наконец покончил с костью, медленно поднялся и направился к толпе любопытных, ожидавших его.
— Чего тебе нужно, Гарей?
— Мне нужно, чтобы ты подержал эту штуку, — ответил Гарей, подавая ему белую скорлупку величиною с обыкновенные карманные часы.
Вся земля в этом месте была покрыта такой скорлупой.
— Что это — пари?
— Нет.
— Так зачем же ты тратишь порох понапрасну? Разве у тебя его так много?
— Меня перещеголяли, — тихо сказал охотник, — и кто же? Индеец.
Рубе обратил взор на индейца, который прямо и величественно стоял невдалеке от них. По выражению лица Рубе можно было заключить, что он уже встречал его где-то. Он зашевелил губами, но из его слов можно было расслышать только одно: «марикопа».
— Ты думаешь, что он марикопа? — с заметным интересом переспросил Гарей.
— Да разве ты ослеп? Посмотри на его обувь.
— Ты прав; но я жил среди этого племени два года и не видал его там.
— Он уходил далеко в страну, где совсем нет краснокожих! Он, должно быть, хороший стрелок: когда-то он попадал в цель без промаха.
— Ты знал его?
— Да, верный прицел… красивая девушка… молодец… Младенец хорошо их знает… Где мне становиться?
Генрих заметил, что Гарей не прочь еще послушать старика: упоминание о красивой девушке, видимо, заинтересовало его. Но так как товарищ не собирался продолжать, он указал ему на тропинку и коротко сказал:
— Шестьдесят.
— Не попади только в мои когти, слышишь? И так уж индейцы оторвали мне коготь на одной руке; Младенцу нужны остальные.
Говоря это, старый охотник помахал правой рукой; на которой недоставало пальца. Потом он зашагал в указанном направлении. Отсчитав шестьдесят шагов, он круто повернулся на каблуках и протянул правую руку в уровень с плечом; между пальцами протянутой руки была скорлупа.
— Готово, Гарей, — сказал он, — можешь стрелять.
Кучка зрителей была очень заинтересована происходившим. Такие случаи не часты среди горцев-охотников, как о том свидетельствуют путешественники. Подобный выстрел доказывает не только искусство охотника, но и самообладание, и доверие, питаемое к нему другим. При этом, разумеется, не меньшая заслуга и того, кто держит мишень. Многие охотники согласились бы стрелять, но немногие — держать скорлупу.
Генрих дрожал от страха, большинство присутствовавших было взволновано, но никто не осмелился вмешаться. Глубоко вздохнув всей грудью и выставив левую ногу вперед, Гарей стал твердо сам, утвердил ружье и крикнул своему товарищу:
— Эй ты! Не зевай, старый грызун!
После этого он стал тщательно целиться. Кругом царила гробовая тишина. Все взоры были устремлены на цель. Раздался выстрел, и скорлупа разлетелась в мелкие куски. Толпа приветствовала Гарея громким «ура». Старый Рубе нагнулся, чтобы осмотреть осколки и, подняв один из них, крикнул:
— Попал в самую середку!
Действительно, молодой охотник попал в самый центр скорлупы. Все взоры обратились на индейца; до сих пор он оставался немым свидетелем, теперь он опустил глаза в землю и, казалось, что-то искал. Под ногами он увидел плод вьюна, величиною, формою и отчасти цветом напоминающий апельсин.
Индеец поднял его и взвесил на ладони. Все недоумевали, что он хочет сделать с этим плодом. Человек пятьдесят внимательно следили за ним.