Великолепная картина открылась глазам удивленных белых. Поселение было видно все, как на ладони. Оно занимало западный конец огромной овальной площади в несколько миль длиною. Вся площадь утопала в зелени, только река серебристой лентой прорезала ее, а окрестные горы своим диким обличием особенно резко оттеняли прелесть зеленого оазиса, расположенного между ними. Мрачные гранитные горы с узкими ущельями и темными кедрами на вершинах, подобно стражам, охраняли город с северной стороны. С южной стороны горы имели иной вид — это были просто нагромождения молочного кварца с отдельными острыми вершинами. Там, где сходились эти две гряды, северная и южная, стояла темная зелень хвойного леса, там же протекала река. Около леса, на краю оазиса, была масса пирамидальных построек — это был город навагоев.
Несмотря на расстояние около десяти миль, отделявших их от города, охотники могли различить очертания построек; на крышах некоторых домов были террасы, и на них развевались флаги. Большое строение вне города, стоявшее отдельно, было, вероятно, храмом. При помощи подзорной трубы можно было различить человеческие фигуры, двигавшиеся по двору и террасам храма.
Люди виднелись и в городе, и на поле; они бродили между домов, пасли скот. Там и сям ходили табуны лошадей. На реке были стаи диких лебедей и гусей; одни плавали по поверхности, другие отдыхали на берегу. Весь этот мирный пейзаж был мягко позолочен лучами заходящего солнца.
Любуясь этим видом, Генрих с грустью думал: «Через несколько часов этот мир будет нарушен, раздадутся страшные крики, начнутся все ужасы насилия».
По приказу Сэгина охотники собрались под дерево на совещание. Решался вопрос о том, как приступить к атаке города.
Сэгин решил так: приблизиться к городу ночью, а самое нападение отложить до утра. Таким способом бегство будет предупреждено, зато при дневном свете легче разыскать и узнать пленных.
Приняв окончательное решение, охотники улеглись на земле, чтобы не быть замеченными; поводья они держали в руках и стали ждать ночи.
Ночь томительно тянулась; огни индейцев погасли один за другим, и на равнине воцарилась тихая безлунная ночь. Темные облака облегали небосклон и грозили разразиться ливнем. По временам лебедь издавал нестройные звуки, в лесу завывал волк. Громадные летучие мыши прорезали воздух, шумя своими крыльями; в траве блестели светлянки. Охотникам в полудремотном состоянии мерещились сражение и добыча.
День, давно ожидаемый, наконец наступает. Человеческие фигуры движутся по террасам, они завернуты в полосатые одеяла цвета навагоев: белые с черным. По большей части это все женщины молодые и старые, все с распущенными волосами; дети прыгают и увиваются подле них. Показываются старики с белыми волосами; есть и молодые мужчины, но, очевидно, не принадлежащие к классу воинов. Они ходят взад и вперед, носят воду из колодцев, зажигают костры. Это — рабы, военная добыча индейцев.
Старики направляются к храму, за ними идут женщины и дети; вскоре все собираются на верхней террасе. Подле знамени ставят подобие алтаря. Тонкая струя дыма поднимается от зажженного костра. Звуки индейского барабана сливаются с голосами присутствующих. Вслед за пением наступает полная тишина, молящиеся стоят в глубоком молчании, лицом к востоку.
— Что означает эта церемония? — спрашивает Генрих у Рубе.
— Племена эти поклоняются солнцу, они приветствуют его восход.
Любопытство охотников достигло высшей степени, они не спускали глаз с духовной церемонии индейцев. Вдруг на западе заалела оконечность самой высокой вершины. Первый шаг восходящего светила. Яркий свет разливается постепенно по долине и наконец освещает фигуры молящихся.
— Посмотрите, капитан, — говорит Рубе, — между ними стоят белые женщины и молодые девушки.
— Господи! — взывает Сэгин из глубины души. — Помоги мне найти ее между ними!
И с этой молитвой он подносит рожок к губам.
Призывный сигнал раздается по равнине, всадники показываются из засад, скачут по равнине и вскоре облегают город широким кольцом. Лишь несколько человек осталось в ущелье с Дакомой и багажом.
Звук рога поразил жителей. Они видят охватывающую их цепь, и если некоторые молодые и неопытные еще могут принять это за военную игру и шутку соседнего дружеского племени, то старики, конечно, сейчас же разуверят их, они скажут, что это сигнал белых воинов-врагов. Некоторое время от испуга и неожиданности индейцы остаются без движения. Столбняк этот продолжается до тех пор, пока всадники Сэгина не достигают стен города. Тут уж все поняли, в чем дело. Всадники со страшным оружием в руках, на оседланных лошадях — это враги, это бледнолицые!
Индейцы мечутся из улицы в улицу; те, которые несли воду, бросают кувшины и с криком разбегаются по домам. Они влезают на крыши и убирают за собой лестницы. Жены и дети испускают раздирающие душу крики, ужас виден во всех их движениях.