София. В поисках мудрости и любви

Вокруг мирно плескалось прозрачно-лазурное море. Над пенистыми волнами кружила стайка пеликанов. Джанапутра лежал на большом остроконечном камне, куда его выбросил прибой после кораблекрушения. Ведь он так хотел отправиться в морское путешествие на остров Аирват! Но что-то пошло не так…

Он сполз с камня и сделал несколько шагов. После шторма мог уцелеть кто-то еще. Прикрывая свое лицо от солнца, Джанапутра внимательно осмотрел линию прибоя. Никого… Больше не было никого. Он вздохнул и плюхнулся на песок, обхватив лоб рукою. Внезапно его глаза остановились на камне, с которого он только что спустился, уж очень он походил на птицу. Вернее, на того исполинского птице-человека из кошмарного сновидения. Приблизившись, Джанапутра погладил каменный клюв — это был точный слепок того самого грифа! Но кто и зачем вытесал грандиозную скульптуру здесь, на берегу моря?

Если допустить, что ночной кошмар не был сном, то на берегу лежал бы сам гриф Гуаттама, а не его каменное подобие. В голове Джанапутры что-то не складывалось. Ему чего-то не хватало для восстановления всех событий. Пурусинх, первопредок ягуаров! Он был с ними. Он летел рядом, а потом… потом Джанапутра все вспомнил. Он вспомнил свой крик, вспомнил, как Гуаттама заглатывал части тела Пурусинха! Отпрянув от каменного грифа, Джанапутра повалился с ног. В его глазах застыл ужас. Выходит, гриф и ягуар погибли, чтобы доставить его сюда, на Аирват-двипу. Один съел другого, а затем сам окаменел, едва приземлившись на берег. Преодолеть Тамо-трику как-то иначе было невозможно.

Мрачные легенды об острове оказались правдой, никто не возвращался отсюда живым, и Джанапутра тоже как будто умер. Он ощутил себя полностью оторванным от остального мира, куда не мог больше вернуться. Словно дух в необитаемой вселенной, которая целиком умещалась здесь, на этом острове, за границами которого простиралась необъятная пустота.

Теперь неукротимое желание попасть на остров Аирват казалось ему глупой прихотью. Джанапутра погрузился в молчание. Здесь, конечно, могли обитать брамины-отшельники, которые верили в великую тайну. Но под прекрасной дочерью риши Девиантара они могли понимать что угодно — древнюю реликвию или книгу, которую хранили много тысяч лет. На это, кажется, постоянно намекал гриф Гуаттама, он вообще ни разу не обмолвился, что на острове жила юная дева. Чем больше об этом думал Джанапутра, тем больше он склонялся к тому, что это был обман чувств. Хуже того, это мог быть очередной искусный заговор темного мага Нишакти — с такими мыслями Джанапутра проходил мимо кокосовых пальм и диких кустарников.

Чтобы отыскать источник пресной воды, ему приходилось выбирать направление, где трава становилась зеленее и гуще. Почва под ногами приобрела темно-фиолетовый оттенок. По земле, словно змеи, расползались корневища баньянов, среди которых пробегали оранжевые сороконожки и серые мокрицы. Наконец, на пути ему попалась груда камней, под которыми блеснул родник с чистой водой. Он сделал привал, нарвал водяных орехов, бобовых стручков, растущих поблизости, и пошел дальше.

Ручей вывел его к мелководной речушке, над которой смыкались ветви непролазных джунглей, после чего вышел к шумному водопаду, где встретились первые признаки того, что остров был обитаем. Его внимание привлекли квадратные углубления в скале, по которой стекали потоки прохладной воды, а также очертания многоруких богинь, вытесанные на подводных валунах. Джанапутра развязал чалму, искупался в озерке возле водопада и развесил вещи сушиться.

Он вынул сверток, в котором была спрятана какая-то коробочка, обтянутая серебристым шелком, долго сомневался, стоит ее открывать или нет, а когда все-таки открыл, лицо его озарилось дивными переливами. На этот яркий блеск из лесной чащи даже вылетел попугай с красным хохолком. Он разместился неподалеку на ветке и стал робко перебирать лапками, чтобы заглянуть в серебристую шкатулку.

— Что, нравится? — шутя спросил Джанапутра. — Эх ты, пустая твоя голова, это же Мани Хардха, самый прекрасный камень на свете! Вот найду дочку Девиантара… Эй, ты хоть меня понимаешь, а?

Попугай изогнул шею и дважды ударил клювом по ветке. Рассмеявшись над собеседником, Джанапутра продолжил:

— Ничего ты не понимаешь, кеша-кира! Говорят, что это Несокрушимое Сердце — самое совершенное творение богов, пожелавших напомнить, какими должны быть сердца джива-саттв. Другие говорят, что это застывшая слеза, упавшая с темного Неба на широкую грудь Земли в их первую брачную ночь. Вот так Дхарани ожила, ощутила жар любви, а утром на ней зацвели целебные травы, появились деревья и птицы. Что? Ах да, и попугаи, конечно, тоже.

Распушив красный хохолок, попугай перелетел с ветки поближе и сел на плечо Джанапутры, чтобы рассмотреть адамант, сиявший неземным блеском, словно это была далекая Звезда Севера.

— Ну, все! — Джанапутра захлопнул коробочку перед носом любопытного попугая. — Мы с тобой едва знакомы. Еще разболтаешь кому-нибудь…