София. В поисках мудрости и любви

— Какой простой вопрос! Несомненно, это Падмавати, — весело затанцевал попугай на ветвях ниима. — Тьма вселенной растворяется в ее чистоте. От нее струится нектар, который исцеляет и убивает, даже время бежит от нее прочь.

— А-а!!! Это опять ты, безумная птица? — произнес кто-то.

Спрятавшись за кустами жасмина, Джанапутра заприметил рослого птице-человека, озиравшегося в поисках голосистого попугая. Карначар тоже спрятался, однако брамин разглядел хвост попугая в ветвях и пошевелил листву посохом.

— Давай-ка, улетай! Никто не будет выхаживать тебя еще раз, если ты снова приблизишься к госпоже, — пригрозил ему птице-человек.

— Сколько тебе говорить? — заворчал из-под листвы попугай. — Не смотри на меня, ты не должен на меня смотреть!

Как только брамин скрылся из вида, Карначар вылез из укрытия и полетел вглубь сада. Пригнувшись к земле, Джанапутра стал пробираться под сенью цветущих деревьев к водным каналам, в которых отражались гирлянды белокаменных арок, долговязых колонн и шикхар изумительного дворца, безмятежно взиравшего на протекавшие мимо него призрачные потоки. Его купола в жемчужном блеске возвышались над зеркальными фонтанами, маковки виман грациозно мерцали, подобно снежным вершинам, а створы окон были покрыты тончайшими мраморными узорами. В каждом завитке ощущалась непостижимая соразмерность, от которой в голове возникали спонтанные мелодии и протяжные звуки, а весь воздушный дворец начинал представляться волшебным инструментом гандхарвов, воспроизводящим в уме неповторимые небесные раги.

Впрочем, Джанапутра пришел сюда не для того, чтобы наслаждаться облачным дворцом Девиантара. Ему не терпелось проникнуть под его своды, туда, где жила прекрасная госпожа, о которой упомянул птице-человек. Конечно же, его настораживали легенды о демоническом создании, наполовину женщине — наполовину цветке, убивающем всякого, кто осмеливался ступить на остров Аирват, но ему хотелось понять, что в древних сказаниях было правдой, а что вымыслом. Он искренне верил, что с ним все будет не так, как с другими.

Между тем, войти внутрь было совсем не так просто. Браминские грифы в красных одеяниях с желтыми накидками, перекинутыми через плечи, совершали обход вокруг дворца, полушепотом читая молитвы. Подступы к водным каналам охраняли воинственные кшатрии с косматыми львиными головами. Их грозный вид не сулил ничего хорошего, хотя за дворцом они, кажется, не следили. Их внимание было приковано к многочисленным деревьям в саду. Поэтому Джанапутра рассчитывал, что с наступлением сумерек он сумеет незаметно взобраться по аркам на один из балконов. Выбрав себе укромное местечко между ветвями париджаты, он стал ожидать подходящего момента, прикрываясь обильно цветущими венчиками.

Однако в вечерней темноте из белокаменных ворот, одна за другой, стали выходить таинственные девы в легких пинджаровых накидках с капюшонами. Причем их лица под капюшонами были настоящими человеческими лицами! Джанапутра еще никогда не видел в подлунном мире существ, столь похожих на людей! Разве только глаза выдавали присутствие в них сверхчеловеческой природы — у девушек совершенно отсутствовали зрачки, а их глазницы озаряло мягкое золотистое свечение. Джанапутра даже подумал, что они были слепыми. И все же они могли превосходно видеть. Правда, судя по всему, совершенно не так и не то, что видели остальные существа подлунного мира.

Некоторые девушки разбрасывали на дорожках душистые бутоны чампаки, выкладывали на полянах узоры из лепестков, возжигали огненные чаши. Другие проносили в руках колокольчики, чтобы отпугнуть птиц и прочих обитателей сада. После этих приготовлений вышли еще четыре участницы цветочной церемонии, одетые как царицы. Они двигались очень плавно, иногда останавливаясь и приближаясь к восхитительному каменному шатру с куполом в виде лотоса. Шатер был возведен из лилового порфира посередине водного канала, и когда четыре девы вошли в него, они сбросили с себя васаны, закружившись в пленительном танце.

Глядя на этих стройных деви-натьяни, Джанапутра пытался угадать, которая из танцовщиц могла оказаться дочерью маха-риши, но у всех были одинаково светящиеся в темноте глаза без зрачков. Поэтому, несмотря на их мастерство, выступление вызывало у него чувство печали. Под конец танца в руках у девушек стали появляться прозрачные платки. Они выдергивали их из-под одежд так ловко, что казалось, будто они вынимают платки прямо из воздуха. Затем все участницы прогулки спустились по ступеням к воде. Весь водный канал сделался купелью, в которой девушки совершали омовение. Хотя некоторые продолжали оставаться на берегу, заплетая косы с кистями кунджалам, умащивая себя благовониями.

От скуки он подпер голову рукой, стараясь не глядеть на девушек. Он лежал под ветвями париджаты, смотрел на блеск перламутровый луны и припоминал все легенды об острове, слова Пурусинха, Гуаттамы, темного мага Нишакти, испытывая от всего этого внутреннее разочарование.