София. В поисках мудрости и любви

— Разница между любовью и Любовью может быть больше, чем разница между любовью и ненавистью, — истолковал Евгений слова Милорада Павича, услышанные в кофейне перед сном. — Ненависть имеет конечные причины, а любовь безначальна. Ты существуешь лишь потому, что в тебе до сих пор живет частица Его любви, поэтому ты тоже боишься. Нет, не Бога, ты боишься саму себя, как раз это тебя и сближает с людьми.

Глаза Люцифера от этих слов вспыхнули испепеляющим огнем, ноздри обострились в гримасе гнева, а над плечами ангела взметнулись дымящиеся черные крылья.

— Даже если так, сегодня все изменится! — прошипела Лючия, направляя растопыренную кисть руки к каменным плитам, на которых тут же проступили пламенеющие круги.

Их было десять, ровно десять мерцающих печатей поднялись из глубин Храмовой горы и стали поочередно выстраиваться в геометрическую фигуру, повинуясь воле падшего ангела, пересчитавшего эти круги с помощью детской считалочки, прозвучавшей из его уст как устрашающее заклинание:

Один — сам себе господин,

Два — и вот началась игра,

Три — части в одно собери,

Четыре — свет изливает в мире,

Пять — чтобы его принять,

Шесть — он находится здесь,

Семь — светит всем,

Восемь — останется после,

Девять — чтобы его измерить,

Десять — вернись на прежнее место.

Когда круги выстроились и срослись между собой лучами, образуя хоровод из каббалистических знаков и снежинок, Люцифер вновь обратился к Евгению:

— Ты ведь знаешь, что это такое.

— Древо Жизни, — ответил он, вспомнив расположение таинственных печатей. — Во всяком случае, так его называют сумасшедшие эзотерики.

— Какое наивное название, — произнесла Лючия, разглядывая светящиеся круги. — Знаешь, меня всегда поражал фундаментальный примитивизм этой структуры! Десять Сефирот порождают множество всех измерений и координат, задают параметры существования каждого материального предмета, каждого существа, время жизни вселенной! Казалось бы, вот он, ключ Бытия, ключ истинной математики, бери и твори что захочешь. Но нет — ничего не получится! Ты можешь только воспользоваться тем, что уже создано. Какое же это творчество? Это не творчество, это плагиат.

— Так все дело в творчестве? Ты хочешь занять место Творца, в этом весь дьявольский план?

— Все подвержено изменениям, Эжьен, со временем меняется любое творение, — сказала Лючия, глядя на него сквозь светящиеся круги Древа. — Это закон эволюции, закон развития, закон отрицания отрицания. Но есть творения, изменив которые, можно изменить Творца, мы можем с тобой все изменить — ты и я!

— Говори за себя, ладно? — усмехнулся Евгений ее уловке. — Не надо меня во все это впутывать.

Но, похоже, Лючия знала кое-что такое, о чем он даже не подозревал.

— Посмотри на нас, мы же стоим тут как Лилит и Адам! Как две Сефиры, питающиеся плодами с этого Древа. Ты знаешь, чем отличается Древо Жизни от Древа Познания?

— Ну-у, запретным плодом, наверное.

— О да! Это единственное, чем они отличаются, — прошептала она ему в ухо. — Можно сказать, что это одна и та же структура, смекаешь? Добавив запретный плод к Древу Жизни, мы получим Древо Познания, и этим плодом является одиннадцатая Сефира Даат — Познание, это дар, посредством которого можно вывернуть Эйн Соф наизнанку. Господь запретил питаться плодами с этого Древа, испугавшись, что однажды кто-то другой станет Творцом. Только представь, что это значит!

— Честно говоря, теряюсь в догадках, — приподнял бровь Евгений. — Если бы я тебя не знал, то подумал бы, что ты бредишь, но ты, кажется, всегда была такой.

— Творец нового Царства сможет исправить ошибки прежнего Творения, — продолжала нашептывать ему Лючия. — Это будет новый порядок времен. Для начала мы трансформируем астрал и всех его обитателей, затем наступит очередь земного мира. Мы создадим наш собственный Сверхновый Завет! Вместо молчаливого старого Бога люди познают нового Бога, который будет говорить с ними на равных, который будет понимать людей. Человеческая природа требует перемен — что ж, так и быть, мы ее перестроим! Мы изменим их души, язык, их сознание, мы изменим их немощные тела. Мы дадим человеку возможности, которых раньше у него не было. Лучшие умы Возрождения верили в микрокосм, в универсальность человека, но человек больше не раб Божий, человек — раб машин и науки. Пойми же, наконец, кто контролирует знания, тот контролирует мир!

— В этом деле я тебе не помощник, — помотал головой Евгений. — Мне вообще не нравится идея рабства. Рабам не предоставляют выбора, раб может только слепо следовать за хозяином, и если хозяин сменится, то раб этого даже не заметит.

— По иронии судьбы, Эжьен, ты уже помог в этом деле! Ты помог мне больше, чем кто бы то ни было.