Сокол

— Увы, — лежащий вздохнул, — Нефтиш всегда наводит красоту на вершине холма, под раскидистыми деревьями, в окружении множества служанок и слуг, тщательно оберегающих покой своей госпожи. Чужой просто не сможет подойти настолько близко, чтобы хоть что-то уловить.

— Так, верно, стоит допросить слуг?

— Уже допросили, государь. — Начальник гребцов улыбнулся. — Они подтвердили — вдова очень любит смотреться в зеркало. И так его повернет, и эдак…

— Опять же — многие красавицы делают так. Да почти все женщины! Кто ж из них не любит повертеться перед зеркалом? — Фараон махнул рукой. — Не-ет, тут надо куда как конкретнее. Что еще узнали? Не появилась ниточка к высшим начальникам?

— Чуть-чуть, — хитро прищурился Ах-маси. — Маа-а-ленькая такая, то-о-оненькая…

— Ну-ка, ну-ка, — тут же заинтересовался царь.

— Я как раз и хотел доложить… — Юноша прикрыл глаза, отдыхая. Потом, немного полежав так, собрался с силами и продолжил, время от времени облизывая губы: — Молодой Кафиур, начальник отряда Птаха, каждый день в одно и то же время — в полдень — взбирается на холмы.

— На холмы? — Повелитель Обеих земель хохотнул. — Я сам каждый день взбираюсь на холмы, и тоже почти в одно и то же время. Не слишком ли ты подозрителен, друг мой? Ведь Кафиур наверняка проверяет войска, как делают все.

— Может быть, и так… Но со всех холмов очень хорошо виден Хат-Уарит. И… зачем проверять войска в самую жару?! Как будто нет ни вечера, ни утра. Потому что в полдень на холмах редко встретишь людей?

— Кафиур никак не связан со вдовой?

— Мои люди проверяют… Однако, — анхабец вдруг ухмыльнулся, — со вдовой связан другой. Тесно, очень тесно связан! Начальник обоза Себекенмес навещает вдову каждую ночь!

Тут молодой царь не выдержал, расхохотался почти во весь голос, хлопнув себя ладонями по коленкам:

— Ха-ха-ха! Ну, ты и насмешил, дружище! Не знаешь, зачем по ночам мужчина приходит к женщине? Нет, точно надобно тебя поскорее женить. Вот погоди, вернемся в Уасет, моя милая супруга живо займется этим вопросом. Уж погуляем на твоей свадьбе!

— И все же я отдал приказ следить за обоими — и за Кафиуром, и за Себекенмесом.

— Молодец, приятель. Прошу, не обращай внимания на мой смех. Конечно же, за ними стоит следить. Надеюсь, твои люди имеют в этом деле достаточно ловкости?

— Увы, далеко не все, мой господин, — честно признался анхабец. — Такие, как Бата, — редкость. Был еще старик, но его…

— Знаю. Его убил лазутчик Хемуру, искусно притворявшийся блаженным.

— Теперь и Хемуру нет на этом свете…

Фараон вдруг прищурился:

— Послушай-ка, друг мой! Тебе не страшно работать с Батой? По-моему, он и родную маму зарежет, не моргнув глазом.

— Зарежет, — тут же согласился начальник гребцов. — То есть, наверное, зарезал бы, кабы она у него была… Очень умелый парень!

— Откуда такой и взялся?

— Ты что-нибудь слышал о «Лапах Себека», мой господин?

— «Лапы Себека?» — Ах-маси-старший моргнул. — Какие еще лапы?

— В Инебу-Хедж была такая шайка.

— А! Шайка! Значит, Бата из них?

Молодой царь тут же вспомнил, как около года назад правитель города Инебу-Хедж хвастливо докладывал ему о расправе с бандой, занимавшейся грабежом гробниц и убийствами. Кажется, своих жертв они скармливали крокодилам, крокодилу же и поклонялись, был такой бог — Себек.

— Постой-ка, их ведь всех уничтожили! Ну, тех, кто был в шайке.

— Выходит, далеко не всех, господин. Бату сам пришел ко мне, рассказал о том, что умеет, и…

— И ты скрыл его от розыска и суда, — ухмыльнулся правитель Уасета.

— Скрыл, а что делать? Подобные люди в песках не валяются. — Притворно смутившись, анхабец хотел было развести руками, но тут же застонал.

— Лежи, лежи. — Махнув рукой, фараон поднялся на ноги. — Зайду к тебе завтра вечером. Надеюсь, к этому времени твои люди поведают тебе немало интересного… Впрочем, — Ах-маси-старший замялся, окинув раненого пристальным взглядом, — тебе не тяжело сразу включиться в дела?

— О господин…

— Молчи. Я поговорю с лекарем.

— Но…

— А теперь спи. Увидимся завтра, дружище.

Фараон вышел, не слушая никаких возражений, и, пройдя по сходням на свою барку, велел позвать в шатер лечившего анхабца жреца.

Жрец — высокий, худой, бритоголовый, в простой, как и все жрецы, набедренной повязке, с ожерельем из змеиных голов на груди и хитроватым взглядом, надо сказать, выглядел вполне импозантно — именно так и должен был выглядеть лекарь и маг, в шкуре которого сам фараон прихотью судьбы и собственной волей оказался два года назад, когда выискивал измену в Уасете.

— Ты звал меня, великий государь? — Войдя, жрец опустился на колени. — Я пришел.

В вытянутых, слегка прищуренных глазах его не было ни тени раболепия или страха.

— Поднимись, — приказал царь. — Сядь вот здесь, на циновку. Расскажи об Ах-маси, сыне Ибаны. И о Каликхе — его ведь тоже ты лечишь?

— Лечу, мой господин. — Жрец слегка улыбнулся. — Ты хочешь узнать — как? Изволь, расскажу. Раны твоих друзей не страшны сами по себе…

— Откуда ты знаешь, что мы друзья?

— Я наблюдателен, господин. Запоминаю, что вижу, смотрю, делаю выводы…

— Эх, не лекарем тебе надо быть… Ладно. Так что там о ранах?