Сокровища древнего Искера

Хан покачал головой, обдумывая эту идею. Со стороны Алисы было логично предположить подобное, но ей почему-то все равно стало неловко, как если бы она могла обидеть или оскорбить его этой идеей.

Защищаясь, она вскинула голову:

— Что ещё мне оставалось думать? Вы постоянно утаскивали наши находки.

Глаза Хана заблестели, а из-под маски раздался его низкий смех. Алисе отчего-то показалось, что смеётся он, понимая, что она защищается, понимая, что ей неловко от своего предположения. Его смех сбил ее оборонительный настрой, и она, робко улыбнувшись в ответ, тихо спросила:

— Но кто же вы тогда?

Между ними

— Всему своё время, крошка-малышка, — раздался хриплый шёпот Нарана из-за спины Алисы.

Она не заметила, как он там оказался, но очутившись между этих двух мужчин — одного открыто агрессивного, второго таинственно уравновешенного — почувствовала неясное ей напряжение. Какая-то мысль витала в воздухе между ними, и Алисе казалось, что эта мысль принадлежит напарникам, которые стояли сейчас слишком близко к ней. Они оба что-то такое думали — что-то ощутимое, что-то осязаемое, что-то, непринадлежащее пространству, а только им двоим, — и направляли ее восприятие в неведомое ей русло. Туда, где их трое, где они — одно целое, где она — для них, а они — для нее.

Алиса терялась в этих чувствах, глубоко дыша и не отрывая взгляда от темных глаз Хана. Их темнота пленяла ее, притягивала ее, как притягивает непроглядная чернота космоса. В них она видела что-то такое затаенное, жаркое, сильное, чему не существовало названия, но что отражалось в ее душе размытым и мягким очертанием. На него накладывалась близость Нарана, дыхание которого Алиса чувствовала кончиком уха, отчего волоски на голове чуть дыбились, а сердце сбивалось со своего привычного ритма. Древесный запах опасного мужчины смешивался с теплым запахом спокойного мужчины, и, переплетаясь, закручиваясь вокруг нее, окружая ее коконом, они рождали в Алисе неведомые ей образы чего-то иллюзорного и обманчиво сладострастного.

Краем подсознания — тем, что не поддалось мужским чарам, — ей казалось, что ее загипнотизировали, погрузили в волшебный мираж, окутали дымкой несуществующего видения. Алисе до покалываний на кончиках пальцев хотелось и разорвать этот морок, и погрузиться в него глубже. Хотелось необьяснимо сильно вцепиться в обоих мужчин, схватить их, притянуть, не отпускать, и в то же время — хотелось убежать, отгородиться, отстраниться от их навязчиво сладкого дурмана. Подсознание вопило ей, что она в западне, а сердце, как бутон, молча раскрывало свои лепестки, впуская в себя обоих мужчин.

Никто из троих не сделал ни движения. Они лишь стояли совсем близко друг к другу и позволяли существовать фантазийному образу, деля одно дыхание на троих. Мир вокруг них остановился, замер, затих, даруя им непривычно общее мгновение, прикрытое занавесом неизвестности. Никто из них не рискнул зайти на неизведанную территорию, но каждый чувствовал двух других так же отчетливо и ясно, как чувствуется что-то свое и родное.

Где-то вдалеке прокричала птица, а затем по лесу скользнул первый луч солнца, разорвав ночную темноту и замерев на лице Алисы. Она прикрыла глаза, шумно вздохнув, а когда распахнула их снова, то увидела, что Хан и Наран отошли чуть в сторону. Первый смотрел на восходящее за деревьями солнце, а второй задучиво щелкал ножом, раскрывая и закрывая его снова и снова.

"Должно быть, 4 часа утра", — отстраненно подумала Алиса, поежившись от ставшего внезапно прохладным воздуха.

Она бросила взгляд на мужчин, которые все еще были рядом, но отчего-то казались сейчас недосягаемыми. Каждый из них был поглощен своими мыслями, и Алисе хотелось так же уйти в себя, но она не могла. Ее душа всё еще была открыта, распахнута перед ними и ждала какого-то движения, взгляда, слова, подтвердающего, что произошедшее ей не померещилось. Что это не она надумала, что это мелькнуло между ними — действительно мелькнуло. Что они тоже почувствовали это, заметили, впустили в себя…

Но ни Хан, ни Наран никак не показали этого, отвернувшись от нее и скрыв свои эмоции за широкими спинами. Алиса разочарованно тряхнула головой и шагнула назад, пытаясь обрести потерянное душевное равновесие, но тщетно. Мысли метались между тем наполненным тягучим волнением моментом и этим — не цельным, искривленным, неправильным. Она разозлилась на саму себя за излишнюю фантазию, за излишнее женское воображение, которое с легкостью создает то, чего нет, приписывая значимость мелочам вроде взглядов и дыхания, заставляя потом испытывать обидную опустошенность в той части души, которая поверила.

— Мне нужно возвращаться, — тихо проговорила Алиса, следя за тем, чтобы голос звучал ровно, и, отвернувшись, пошагала в лес.