Конечно, он знал, о чем говорил Наран. О
— Дьявольское дерьмо! Только не надо строить из себя монашеского отшельника, отдалившегося от мирской суеты! — с сарказмом ответил Наран. — Я говорю про Алису, и ты прекрасно понял меня сразу.
Хан с осуждением посмотрел на друга. Вот уж кто умел вспыхивать моментально, как бочка бензина от одной искры, так это Наран. Еще ни один разговор о важных вещах не обошелся без его ярости и злости. Если мнения друзей расходились, то в ход шла сила слова, и почти сразу за ней — сила кулака, приправленная ножом. Так Наран и решал все проблемы, но та, что нарисовалась на их горизонте пару ночей назад, имела все шансы не решиться и после драки.
— Наш план не изменен. Алиса в любом случае поможет нам собрать жезл и открыть ханское наследство, — по-прежнему безэмоционально ответил Хан.
— Ты разве не помнишь преданий? То, о чем рассказывал дядька? — недоверчиво прищурил глаза Наран. — Она должна быть там не просто… не просто собой. А частью нас.
Хан на мгновение отвел глаза.
— Ведь мы это попробовали там, ночью, в лесу, — продолжал уже вкрадчиво Наран. — И тебе понравилось. Нам всем понравилось. Именно о таком тройном союзе всегда и говорил дядька. Не о ничего незначащей связи на одну ночь, такой артефакты не поддадутся.
— Это всего лишь сказки, — бесцветным голосом соврал Хан. — Нам просто нужна женская рука, чтобы собрать жезл и открыть наследство.
Хан замечательно помнил все эти истории старого дядьки Нарана. Помнил дословно. Его и самого они всегда пленяли обещанием чего-то бОльшего, не такого, как у всех, чего-то запредельно другого. И в то самое первое мгновение, когда он заглянул Алисе в глаза, удерживая ее одной рукой над раскопом, он понял, что их с Нараном задумка будет воплощена в жизнь. С ней они смогут. Они с Нараном умело растравляли ее интерес, раставляли словесные ловушки, вели себя загадочно, чтобы она увязла в них обоих, чтобы, когда понадобится, она без колебаний шагнула к ним. Но чем дальше, тем сложнее было Хану сдерживать непривычный зуд в груди, требовавший отвадить Нарана от нее. Пресечь их общение, избавиться от него. У него даже мелькнула как-то мысль выкрасть ее из лагеря и сбежать с ней вдвоем. Не важно, куда, лишь бы там не было никого, кто претендовал бы на ее внимание. В следующую секунду он ужаснулся этой идее — этому, фактически, предательству друга и их общего дела. Но до конца вытравить образ их двоих, только двоих, из своей головы так и не смог.
Наран с силой толкнул его в грудь, и Хан пошатнулся назад, уперевшись спиной в стену дома.
— Это не сказки! — зло выкрикнул его вспыльчивый друг. — И ты не хуже моего знаешь, что… Дерьмо, да что с тобой не так?! Почему я должен объяснять тебе эти простые вещи?! — Наран выбросил кулак вперед и впечатал его в стену дома в паре сантиметров от лица друга.
Хан молчал. Он ощущал себя виноватым перед ним за одни только мысли, снующие в голове, и был отчасти даже рад получить по лицу. Или по солнечному сплетению. Или по печени. Все равно куда, лишь бы боль от своего предательства материализовалась и перетекла из моральной в физическую оболочку. Но Наран не был так милосерден и лишь прожигал его яростным взглядом, сжимая и разжимая кулаки.
В какой-то момент глаза их встретились. Темно-серые открыто-злые и карие, почти черные, с затаённой мыслью в своей глубине.
— Сто-оп, — протянул Наран, делая шаг назад.
Хан, не двигаясь, смотрел своему другу прямо в лицо и понимал, что тот всё понял. Что в это самое мгновение он прочитал всю правду о нем, и сейчас их дружба, их совместное шествие по жизни плечом к плечу либо сломается навеки, либо превратится во что-то новое, что изменит и их самих до неузнаваемости.
Они стояли на том самом пороге, который делит жизнь на "до" и "после", и Наран стал тем, кто шагнул через него первым.
Луна
— Ты хочешь ее себе, — констатировал истину Наран.
Хан тяжело выдохнул и опустился на ступеньку крыльца, признавая даже на подсознательном уровне преимущество своего друга над собой. Он не хотел оправдываться — это было бы совсем низко, и он не хотел придумывать решения — потому что никакого адекватного и всех устраивающего решения здесь быть не могло.
Наран хотел ее, и Хан хотел ее.
Выбор должна сделать она.