Сокровища Посейдона

– Дьявольщина какая-то, – проворчал Уильям Лофлин и с высокого юта, не выпуская поручни, осмотрел бак – палуба то и дело заливалась водой, судно то дыбилось вверх кормой, почти касаясь бушпритом спины пятиметрового океанского вала, то опускалось, и тогда бушприт задирало вверх как ствол огромного голого дерева…

– Неужели смыло за борт? – Капитан посмотрел влево, но, кроме горбатого океана в сумерках под низкими штормовыми тучами, ничего не распознать. Крик пьяного Ларри Марча, если он и полетел в воду, вряд ли кто услышал бы за звериным ревом ветра и волн. «Вот и вышел он на тропу войны…» – вдруг вспомнились слова песенки, которую совсем недавно напевал помощник и с которой он ушел на дно. – О чем он предупреждал меня? А-а, что все равно с таким грузом нам не уцелеть… Но при чем здесь груз? – пожал плечами Уильям Лофлин и неожиданно сам для себя с настороженностью покосился на рулевого – Генрих Дункель, казалось, висел уже на штурвале, не в силах и дальше нести вахту. – Про груз знаем теперь только мы трое…

– Боцман! Живо подними очередную вахту! – крикнул капитан и проворно присел, не выпуская поручни, накатившаяся волна сначала накрыла барк фонтаном брызг, потом ударила в загудевший корпус, легко вскинула барк, словно намереваясь острым бушпритом, как штыком, пронзить океанскую грудь.

Питтер Лич, перебирая руками по мокрому штормовому лееру, натянутому от мачты и до входного люка в кубрик, пропал в носовом отсеке, а Генрих Дункель в ожидании подвахтенного широко расставил ноги, казалось, сросся с судном, раскачиваясь в ритм колебаний палубы. Ни один мускул лица не дергался у него, так что со стороны могло показаться, что это каменное изваяние в брезентовой куртке и в зюйдвестке, а не молодой матрос, всего семь дней назад ступивший на палубу «Генерала Гранта».

«Надо же! Минуту назад он казался совсем размякшим и обессиленным у штурвала, а теперь выглядит так, словно барк только что вышел в плавание при ясной и безветренной погоде…» – поразился Уильям Лофлин, снова с тревогой в сердце присматриваясь к рулевому.

Никто не мог точно сказать, случайно, по воле рока оказался он здесь, именно на этом юте, или по заранее намеченному плану заступил за штурвал корабля, терпящего теперь страшное бедствие в бескрайних широтах Индийского океана…

– Гей, бродяга! Прикрой дверь за своей ракушечной кормой!

– Он еще раз хочет показать нам, какая свинячья погода за стенами вонючего трактира «Лапы дьявола»!

Эти слова, брошенные из темного угла старого трактира на восточной окраине Мельбурна, неподалеку от порта, относились к молодому человеку, по грубой, но добротной одежде которого можно было безошибочно сказать, что в трактир ввалился еще один моряк. Он стоял, закрыв дверной проем широкими плечами – как только втиснулся между косяками? – слегка наклонив голову с крупными чертами лица, на котором заметно выдавались прямой нос и толстые губы. Молодой моряк с прищуром, но без робости перед задиристой публикой осмотрел сумрачное, в табачном дыму заведение с жутким названием «Лапы дьявола». Трактир за многие десятки лет прокурен безжалостно, до черных бимсов и шпангоутов, даже океанские ветра через узкое окно и обильные щели не могли выветрить из досок въедливого никотинового запаха.

Свободного столика не было – ненастная погода задержала в мельбурнском порту не менее десятка судов, а куда еще можно нести свою беспокойную душу бездомному моряку, как не в трактир! Молодой моряк добродушно усмехнулся на выкрик завсегдатаев «Лап дьявола», вскинул руку, приветствуя достойную его общения публику, и громким – любой боцман позавидовал бы! – голосом ответил:

– Кранцы за борт, морские волки! Дайте место гамбургскому парню – я швартуюсь! Кружка доброго вина в такую слякоть мне не повредит! Ну-ка, Томас, тащи три бутылки вон к тому столику! Я вижу, там пьют славные парни с морской солью на бакенбардах!

Трактир, словно придавленный его густым басом, на какую-то секунду умолк – новичок говорил на том изумительном международном языке, где хватает места английскому, немецкому, французскому и голландскому словарному запасу, а вся остальная братия добавляет в этот лексикон что-то свое, индивидуальное, но всем достаточно понятное. «Морские волки» с хохотом потеснились, новенький втиснулся между двумя пропахшими рыбой прибрежными ловцами. Хозяин трактира Томас, толстый и хромоногий, дважды пересчитал высыпанные ему на ладонь монеты, прикинул, сколько ему переплачено, приветливо улыбнулся новенькому – не жадный пришел моряк! – открыл бутылки и поставил их на стол со словами:

– Крестите его, морские крабы, пусть привыкает к настоящему морскому братству! С годами, вижу, из него добрый моряк получится!

– Меня зовут Генрих Дункель, из славного города Гамбурга! Пьем перво-наперво, братцы, в помин грешных душ тех моряков, которые ушли во владения морского бога Нептуна!

– Браво, Генрих! Хорошо сказал, дьявол тебя раздери!

– Нам здесь туго, а им и того невмоготу! Кто нальет горемычным стаканчик крепкого рому?