Сокровища Посейдона

Через два часа они встретились вторично. Молодой Дункель в сопровождении корабельного кока уже подошел к трапу, чтобы спуститься с борта «Генерала Гранта», а капитан и его помощник вступили на трап, чтобы подняться. И тут схлестнулись два взгляда – робкий детский и разъяренный матерого человека, давно ждавшего повода разразиться на ком-нибудь накопившейся злобой.

– Что это? – Голос капитана ударил по ушам, хлеще громового раската над мачтами корабля. В руках у Генриха узелок с хлебом и каша, завернутая в плотную чистую тряпочку. – Я тебя спрашиваю, Кох[19], что это?

– Мальчик честно заработал свой обед, сэр капитан. Он выдраил на камбузе всю посуду, вымыл полы, – забормотал перепуганный кок. Морщинистое лицо судорожно задергалось – волчьи глаза капитана не предвещали ничего доброго! – У него дома больной отец, тоже бывший моряк. Позвольте ему, сэр капитан…

– Боцма-ан!

– Слушаюсь, сэр капитан! – Боцман, распушив бакенбарды словно сердитый енот, появился за спиной корабельного кока, который стоял с лицом, белее колпачка на голове.

– Обоих – вон! Во-он попрошайку и этого транжиру, который считает, что я буду кормить всякую портовую шваль!

– Слушаюсь, сэр капитан!

Молодой Генрих и худосочный седой кок повисли на вытянутых руках могучего боцмана. Он, похоже, пронес их по трапу, потому что Генрих, сердце которого зашлось от обиды и страха, земли под собой в эти секунды не чувствовал.

– Сэр капитан, вы сейчас не в духе, умерьте свой гнев… – но попытка помощника остановить наконец-то разъярившегося человека не дала должного результата, скорее наоборот, потому как тут же последовал яростный выкрик капитана:

– Выбей их подальше, чтоб и дорогу на корабль забыли!

Два крепких пинка громадной боцманской ноги, и Генрих с Кохом очутились далеко от трапа «Генерала Гранта», оба распростертыми на пыльной земле. И если молодой Дункель проворно вскочил на ноги, содрогаясь от ярости схватил обломок весла, готовый драться насмерть, то старый кок не встал – пролетев футов десять по воздуху, он грудью ударился о камень… Кто-то из бывших неподалеку моряков поднял Коха – он был еще, видимо, жив – и его куда-то унесли, а на пыльной земле около грязного камня остался лежать смятый белый колпак. Кто-то успел перехватить руку Генриха, который кинулся было с тяжелым обломком вслед за капитаном «Генерала Гранта».

– Это еще не твой час, юнга! – услышал он над головой сочувственный голос, хриплый от морских ветров и соли. – Если хочешь поквитаться – возмужай и наберись сил… Боцман Тумба усердствует хуже преданного цепного пса…

Через месяц, с промежутком в несколько дней, Генрих похоронил на кладбище для нищих сначала корабельного кока Коха, который так и не встал с казенной больничной койки после пинка боцмана Тумбы, потом и старого Хельмута, закопав обоих в чужой африканской земле. Поклявшись отыскать обидчиков и отомстить, он нанялся юнгой на французский военный корабль, пустился в долгое, почти пятилетнее плавание, пока в Мельбурне на горизонте неожиданно не показался американский барк «Генерал Грант», а в памяти всплыли давно услышанные жестокие слова, которые Генрих и сказал теперь в лицо Уильяму Лофлину…

– Нет ничего приятнее в этом мире, чем строгать гроб заклятому врагу! Не так ли, капитан? Ваши слова это, Уильям, ваши! Они вошли в мою память столь же прочно, как образ матери, которая дала мне жизнь! С сознанием этого я покидаю вас и ваш Богом оставленный корабль! У вас еще найдется несколько минут, чтобы самому оценить по достоинству собственную пройденную дорогу! И, быть может, впервые пожалеете, что так мало на этой земле вами когда-то отвергнутой добродетели!

Генрих срезал с пояса ненужный теперь капитану мешочек с деньгами, сказав, что это он берет в уплату жалованья, которого ему не выдали еще и уже никогда на барке не выдадут, спрятал в карман. Потом неспешно прошел к фальшборту, оценивающим взглядом осмотрел гибнущий корабль, остров и промежуток воды между барком и скалой, понял, что путей избавления не много, сильно оттолкнулся и прыгнул в воду, в сторону кормы, чтобы барк, погружаясь, не накрыл его перепутанными снастями.

Когда вынырнул на поверхность и взлетел на крутой волне ввысь, левый борт корабля все еще был виден. Штормовые волны били судно об остров, как голодный человек нетерпеливо бьет вареное яйцо об угол стола, спеша насытиться.

Генрих с невольным ужасом посмотрел на почти отвесную черную скалу, которая с палубы «Генерала Гранта» казалась не такой высокой и страшной, и понял, что если он не сумеет как-то справиться с волной, то будет разбит об эту нерушимую твердь, как случилось только что с огромным барком…

– Майн готт! – взмолился он, мысленно перекрестился и начал отчаянно, но расчетливо и не теряя самообладания, грести к острову.

2