Удар снизу последовал настолько неожиданно, что матросы, бывшие на верхней палубе, подлетели на два или три фута вверх и рухнули на мокрые доски, а трое из них, которые несли вахту у кливерных шкотов, порвали страховочные концы и вылетели за борт.
От короткого, но резкого удара Уильям Лофлин, лишь на секунду ослабивший пальцы на штурвале, не удержался на ногах, перелетел через переднее ограждение капитанского мостика и, несколько раз перекувыркнувшись, тяжелым и мокрым кулем рухнул на палубу под ноги перепуганным морякам: теперь уже каждый из них понимал отлично – это конец! Последний удар «Генералу Гранту» прямо в сердце был для корабля роковым… Чей-то дикий панический крик «Тоне-ем! Спасайся!» вывел матросов из оцепенения, заставил забыть о судне, об упавшем и недвижном капитане, который через время, правда, начал было делать отчаянные попытки приподняться с палубы и каждый раз снова падал на грудь – не держали руки. Некоторые матросы бросились за борт, надеясь на силу собственного тела, другие вместе с полуоглушенным боцманом начали разворачивать шлюпбалки для спуска шлюпок на воду, рассчитывая добраться до безопасного места, как будто таковое было где-то рядом среди этих диких гуляющих по проливу волн…
Барк от столкновения с рифом развернуло бортом к ветру, кливера надулись, но кормовой гафельный парус по площади был гораздо больше, и «Генерал Грант» начал поворачиваться кормой вперед.
– Рубите шкоты! Освобождайте гафельный парус! Что вы делаете! Боцман, не теряй голову! Еще есть возможность на корабле добраться до острова! – Но это командовал не капитан, полуразбитый и беспомощный, а Генрих Дункель. Но ют был пуст, за гакабортом мелькнули поднятые вверх весла двух спускаемых на талях шлюпок. Тогда Генрих на время оставил штурвал, подхватил с аварийного ящика топор и ударил по натянутому до предела шкоту. Гафельный парус освободившимся концом взвился вверх и затрепетал на ветру. Генрих снова ухватился за штурвал, закрутил его, стараясь поставить заметно осевший барк носом по ветру.
– Господи, дай какую-нибудь отмель, кусочек пологого берега, чтобы выбросить корабль и спастись… – молил Всевышнего Генрих, а в содрагающее днище барка, как безжалостные гарпуны в туловище обреченного кита, то и дело вонзались острые каменные зубы рифов…
– Золото! Вода заливает золото! – это кричал обезумевший от страха и вконец растерявшийся начальник караульной команды…
– Кто будет спасать груз, сэр капитан? – Худой, без шляпы и почему-то с обнаженной шпагой в руке, он выскочил из трюма и словно морское привидение с растопыренными руками бегал по палубе, не зная, что же ему делать для спасения порученного под охрану драгоценного груза. Но моряков на судне уже не было. Те из них, которые начали заделывать пробоину, по трапу выскакивали оттуда вместе с перепуганными крысами, прыгали за фальшборт, намереваясь догнать шлюпки, но они были уже в полукабельтове правее судна, то и дело взлетали на волнах, каждую минуту имея все сто шансов опрокинуться и затонуть…
Генрих не успел полностью привести барк к ветру, чтобы обогнуть вставшую перед судном скалу – слишком мало было пространство для маневра! – «Генерал Грант», с треском сломав бушприт, врезался носом в мокрый отвесный берег. Кормовая бизань-мачта, хлеща по воздуху рвущимися вантами, рухнула вперед на палубу, грот-мачта надломилась на уровне марсовой площадки и упала на бак, корабль замер, словно живое существо, внезапно встретив на полном бегу непонятное препятствие. Генрих, заранее успев среагировать на неминуемое столкновение, устоял на ногах и опытным взглядом оценил ситуацию – в его распоряжении есть еще много времени, минут десять, а это в условиях морской катастрофы не так и мало!
– Господи, спаси и помилуй! – неистово крестясь, взмолился к небу Генрих, проворно скинул тяжелые сапоги, верхний брезентовый плащ. – Надо попрощаться с капитаном! Я уйду, а он останется один на своем корабле, без команды. – Он проворно соскользнул по трапу с высокого юта на палубу, которая начала медленно крениться на левый борт, подбежал к ничком лежащему капитану. Уильям Лофлин стонал, теперь перестав делать бесполезные попытки подняться на переломанные ноги. Да и левая рука, похоже, ему не служила больше. Дункель перевернул капитана лицом вверх и содрогнулся – гримаса боли исказила до неузнаваемости некогда привлекательные черты моряка. Глаза Уильяма Лофлина с надеждой уставились в бледное лицо рулевого – может, хоть этот новичок поможет ему выбраться на спасительный берег!
– Капитан! Вы так и не сумели привить вашим морякам чувство добродетели, а теперь пожинаете плоды такого воспитания! – Гнерих говорил громко, а Лофлину казалось, что это не безграмотный моряк над ним склонился, а переодетый пастор читает ему последнюю проповедь… – Твои матросы в шлюпке и плывут к острову, а вы брошены своим псом Тумбой здесь и скоро станете начинкой акульих потрохов, как вы любили прежде выражаться!