Сокровища Замка Тамплиеров

– Сейчас я все узнаю о тебе, крошка, – сказал он, невольно облизнув губы языком. – Ты уж прости, что я обманул тебя. Но ведь если ты не узнаешь, то этого как будто и не было. А я ни за что не признаюсь!

И, рассмеявшись, он нажал пальцем на кнопку…

Ламия, стараясь не показать вида, что торопится, вышла из дома и села в бледно-голубой бентли, на котором она приехала. Развернулась и выехала за ограду. Но проехав некоторое расстояние, и все еще не теряя дома из вида, она остановила машину. И в изнеможении откинулась на спинку кресла. Ей стоило неимоверных усилий внушать Эргюсу Бэйтсу мысли, которые он принимал за свои. Прикидываться дурочкой было не так сложно, но скрывать от эльфа, что она не человек, оказалось почти непосильной задачей. Несколько раз она едва не выдала себя. Спасло ее только то, что старый павиан действительно не на шутку увлекся ею и не мог думать ни о чем другом, кроме как о ее прелестях.

Голове было жарко, и она резким движением сорвала парик и отбросила его на сиденье. Ламия предпочитала черный цвет, но она знала, что большинству мужчин нравятся блондинки, которые почему-то кажутся им милыми и наивными существами, а потому купила и надела именно этот парик. Она не пренебрегла ничем, что могло способствовать успеху ее предприятия. И у нее все получилось.

Или не получилось? Ламия взглянула на часы. Прошло уже пять минут, как она вышла из дома. Неужели этот престарелый бонвиван оказался не столь любопытным, как она рассчитывала…

Она не успела додумать эту мысль. Раздался взрыв, воздух содрогнулся, и над домом, за которым она наблюдала, вырос густой столб дыма. С Эргюсом Бэйтсом было покончено. Он сам взорвал себя, нажав на вмонитрованную в корпус фотоаппарата кнопку, которая привела в действие взрывное устройство.

Фотоаппарат был миниатюрной, но очень мощной бомбой, которую по ее заказу изготовил некий ирландский террорист-самоучка, живший в Дублине. С ним Ламия познакомилась еще в то время, когда ей надо было взорвать самолет Анжело Месси. И сейчас это давнее знакомство ей снова пригодилось.

Необходимость прибегнуть к взрывному устройству была вызвана сложностью и необычностью полученного от Мартина Крюгера задания. Ламия знала, что убить Эргюса Бэйтса, как она обычно убивала людей, ей не удастся. Эльф не позволил бы ей умертвить себя ядом. Поэтому она решила исполнить роль фотографа, чтобы иметь возможность пронести с собой фотоаппарат, а затем оставить его в доме. Риск был не так уж велик, как могло показаться. Иначе Ламия ни за что не пошла бы на это. Не при каких обстоятельствах она не позволила бы Эргюсу Бэйтсу прикоснуться к кнопке, пока фотоаппарат был у нее в руках. То, что она закричала в притворном испуге, было всего лишь уловкой, с помощью которой Ламия привлекла его внимание к кнопке. Затем она поведала ему о мифических пикантных снимках. После чего оставила Эргюса Бэйтса наедине с фотоаппаратом и своим мужским любопытством, которое его и сгубило.

Подумав об этом, Ламия презрительно усмехнулась. Мужчины, будь то люди или духи природы, слишком предсказуемы. Поэтому она всегда будет брать над ними верх. Есть только одно исключение – Мартин Крюгер. Его Ламия смертельно боялась. А потому чувствовала себя бессильной против него.

Вспомнив о Мартине Крюгере, она достала мобильный телефон, набрала номер и, когда ей ответили, произнесла:

– Canis mortuus non mordet. Мертвая собака не кусается.

Это была тайная фраза, с помощью которой она давала понять, что выполнила заказ. Ламия не ждала ответа. Но вдруг она услышала, как ей почти грубо сказали:

– Он не собака!

Она растерялась. Это было впервые, когда ей ответили. Долго еще после того, как в трубке зазвучали короткие гудки, она ломала голову над тем, что это могло значить лично для нее.

Но спустя полчаса, проверив свой банковский счет в Спирит-банке, Ламия успокоилась и перестала думать об этом. Обещанные ей девять миллионов евро были переведены незамедлительно. Значит, все было в порядке. Мартин Крюгер остался доволен ее работой. А большего ей и не требовалось.

Обналичив часть денег, Ламия недолго думала, куда ей направиться. Она снова была богата и могла позволить себе путешествие в Монако. Игорный дом Монте-Карло неодолимо манил ее, обещая все блага жизни. Но чтобы получить их, прежде было необходимо поставить на кон все, что она имела. И это ее устраивало. Больше денег она любила азарт, который в ней рождала игра.

Жить иначе Ламия не хотела, да и не могла бы. Она знала, что жизнь слишком коротка, а там – вечная тьма, в которую не возьмешь с собой ничего. И если бы она о чем-то и могла жалеть перед смертью, так это о том, что ее деньгами воспользуется кто-то другой. Поэтому Ламия собиралась потратить свой последний евро за мгновение до того, как умрет. И тем самым восторжествовать над всеми, а, быть может, даже над смертью.

Уже через час после гибели Эргюса Бэйтса она приближалась к Монако со скоростью, которую только мог развить ее новенький бледно-голубой бентли. И даже эта запредельная скорость казалась Ламии недостаточной.

Глава 29.