Сокровище пути

Аяна беспокойно бродила, делая вид, что показывает Кимату лошадей и быков, запряжённых в телеги. Она дождалась, когда возле склада разгрузят повозку, что привезла овощи, и та вернётся к воротам. И вновь охранники проверили каждый из пустых ящиков.

Она едва дождалась очередной «беседы».

– Служанка рассказывала мне, что однажды пылкий юноша спрятался в ящике с капустой, – сказала Риз. – Он прятался там не раз и не два, и выскакивал около кухни, а потом в этом ящике, в рваных листьях капусты, нашли ребёнка той девушки, которую он навещал. Она пыталась переправить его за ворота, к его отцу. Это было давно, при орте Рушо, и девушка была его юной наложницей. Поэтому теперь все ящики и бочки обязательно проверяют.

Аяна мысленно застонала. Она уже столько времени потеряла здесь!

Вверх, вниз. Движение смычка начинается от плеча. Конда. Конда. Конда... Они принадлежали друг другу, и она была его, а он – её. Она научилась как-то жить с этой зияющей рваной дырой в груди, но даже Кимат не мог заполнить эту рану и заживить её. Аяна смотрела на него, маленького, пухлого, смуглого, и видела Конду, высокого, скуластого, с красивыми бровями и весёлым прищуром тёмных глаз. Она просыпалась по ночам, задыхаясь, и ходила кругами по комнате, и постепенно снова начала погружаться в тёмную глубину, плескавшуюся где-то внутри неё.

Она не видела выхода. Кин и Сэв всё чаще спрашивали, изволит ли госпожа развлечься, и их голоса звучали всё тревожнее.

– Госпожа не может покинуть дворец, – сказала Сэв, стиснув зубы.

– Но должен же быть выход! – с отчаянием воскликнула Аяна.

– А госпожа видит какой-то выход? – Сэв чуть не рыдала.

– Я умру здесь, и мой сын останется один, в чужой стране, никому не нужный, – тихо сказала Аяна, садясь на кровать. – Каждый день я всё больше умираю. Я заперта здесь.

Она должна была уже давно быть в Арнае. К этому времени она должна была уже прилично удалиться от берега, где осенью начинались те самые «противные ветра». Конец сентября, а она ни на шаг не продвинулась.

Тави приходил и смотрел, как она пытается играть на доло, сидел с ней и пил ачте. Аяна поражалась его терпению, тому, как настойчиво он пытается приблизиться к ней.

– Госпожа желает развлечься? – спросил он немного встревоженно, увидев тёмные круги у неё под глазами.

– Мне одиноко, господин, – сказала она тихо, шагая кругами по комнате, хотя больше всего её хотелось заорать: «Выпусти меня, ублюдок!». – Мне так одиноко.

– Беседы с девушками не развлекают тебя? – спросил он.

– Больше нет, господин.

Он смотрел, как вяло она двигается, и вздохнул.

– Может, принести тебе доску и камни для дэйрто?

Аяне хотелось кричать. Ей хотелось крикнуть, спросить, неужели ему доставляет удовольствие смотреть, как она погибает, запертая здесь? Но на это не было сил. Она продолжала шагать, и предметы, стоявшие вокруг неё, двигались, а она шла, и шла, и шла, оставаясь на месте.

62. Октябрь – грустный месяц

Через пару дней Кин вошла к ней со встревоженной улыбкой. Аяна сидела на кровати, мерно постукивала затылком об стену и безучастно глядела, как Кимат пытается ходить, шатаясь и кренясь.

– Госпожа, к тебе пришли... Это из южного дома радости!

Аяна замерла, потом медленно встала. Сердце стучало невпопад и переворачивалось. Ис... Он прислал к ней Ис! Ис поймёт, она поймёт и поможет!

Она поспешила к двери, та открылась. Но надежда была напрасной, и Аяну охватило отчаяние.

– Пао...

– Здравствуй, Аяна, – сказала Пао нежно. – Мне сказали, ты хотела видеть меня. Я пришла. Ты довольна?

– Пао... я... Да. Спасибо, что навестила меня.

Пао прошла и грациозно села на одну из подушек.

– У тебя здесь уютно, – сказала она, оглядываясь. – Почему ты живешь здесь, а не переедешь в другое здание?

Аяна представила, что ей придётся сделать, чтобы переехать в другое здание, и поморщилась.

– Не хочу.

Пао помолчала, потом поднялась и прошлась по комнате, мягкая, в нежно-зелёном халате, и слабое, едва заметное благоухание цветов разлилось по комнате. Её башмачки неслышно ступали по доскам пола, но спина была прямой, как натянутая тетива.

Она подошла к столу у стены, на котором пылился закрытый короб с доло, и щёлкнула застёжкой.

– Красивый, правда? Ты играешь?

– Нет, – покачала головой Аяна. – Я не умею.

Пао наклонилась над коробом и сыграла короткую мелодию. Её руки плавно двигались над струнами, и доло тихо пел, приглушённый пышными подушками.

– Ты училась? – спросила Аяна.

– Училась... начала пару лет назад.

Она погладила доло нежными белыми пальцами с острыми молочными кончиками ногтей и закрыла короб.

– Как там девушки? – спросила Аяна. – Ис и Ари? И остальные?

– Тебе понравился праздник фонарей? – вдруг спросила Пао.

– Да. Было красиво. В первый раз в жизни видела такое.

– А чиарэ?

– Очень.

Аяну охватило какое-то щемящее чувство тщетности и безысходности происходящего.

Тишина была долгой и вязкой. Пао села на подушку вполоборота к Аяне, любуясь на зелёную лужайку за перилами балкона.

– Что собираешься делать? – спросила она.

– Что?

– Октябрь – грустный месяц. Чем займёшься?