Соль под кожей. Том второй (СИ)

Но на данный момент у него нет абсолютно никаких доказательств против, кто на самом деле стоит за сливом информации. А уж о любимом сыночке старый боров точно подумает в самую последнюю очередь. Потому что — семья, и даже если он лучше других знает, какая размазня его Андрей — он все равно до последнего будет пытаться видеть в нем этакого «себя в молодости».

— Я знаю только то, что мне положено знать по рангу моей работы. А я работаю с тем уровнем допуска, который разрешили лично вы. — Вспоминаю непроницаемое лицо Вадима и пытаюсь его повторить.

Завольский-старший нервно облизывает губы, и мне снова требуется все мои мужество, чтобы не выдать свое отвращение. В эту минуту он похож на обмазанный жиром нескладный и рыхлый комок теста.

— Такие как ты всегда предают, — шипит он уже далеко не так уверенно, как несколько секунд назад.

— Именно поэтому схема продолжает работать без сбоев, — рискую напомнить о своем главном проекте. — И уже несколько месяцев помогает вам и вашим друзьям не отдавать государству свои кровно заработанные деньги.

Ключевое в этом всем даже не то, что Завольский уклоняется от налогов, а то, что с ним в связке его подельники. Такие как они дружат ровно до тех пор, пока это приносит профит, а как только «дружба» превращается в финансовые проблемы — начинают друг друга закапывать.

Завольский снова шамкает губами.

Боже, а ведь я только теперь до конца начинаю понимать, какой он уже в сущности старый и штопаный предмет на буку «г». Андрею тридцать четыре, и он у старого борова появился довольно поздно, когда тому было почти под сорок. Многие люди в принципе не доживают до таких лет, а этот еще хорохорится — ходит на омолаживающие процедуры (хоть и тщательно это скрывает), делает разные переливания, видимо думая, что таким нехитрым способом обеспечит себе вечную жизнь. И даже собирается стать папашей в таком возрасте.

Господи.

Я бы крепко задумалась, чьего ребенка носит Регина, но Андрей как-то обмолвился, что его отец настоял на внутриутробной процедуре ДНК для младенца.

Сумасшедшая больная тварь.

— Хорошо, допустим, ты не в курсе про фонд, — с некоторым снисхождением говорит Завольский. Он наверняка заранее прощупал мою причастность, не нашел никаких доказательств и решил просто взять на понт. Очень в его стиле — всех и всегда подминать под себя, убеждая в том, что у них нет другого выхода. Кроме как подчинится его больной воле и взять все на себя.

— Я не в курсе, — считаю нужным еще раз зафиксировать в его башке эту аксиому. Да, к фонду я не имею никакого отношения, но мое рыло в пуху в гораздо более серьезных вещах, так что лучше сделать так, чтобы старая сволочь в следующий раз просто даже не думал в мою сторону. Хотя он, конечно, все равно всегда будет видеть во мне «способную на все чужачку».

— Ну тогда, блять, кто?!

Вот бы он удивился, если бы я рассказала правду. Многое бы отдала за то, чтобы посмотреть как от такого поворота событий перекосит его жирную рожу. Кстати, будь это хоть немного в моих интересах — я бы не задумываясь слила Андрюшу, но сейчас это абсолютно неоправданные риски. Завольский может послать сынка и за неимением лучшей кандидатуры на его место, щедрой рукой вручить мне должность генерального директора «ТехноФинанс», может просто вышвырнуть вслед за нерадивым сыночком, а может просто согнать на мне все зло, а Андрюшу снова приголубить. С бОльшей вероятностью возможно именно третий вариант, поэтому моя главная задача на сейчас — вывести Андрея из-под удара.

Кстати, а ведь можно воспользоваться ситуацией и убрать с шахматной доски дуру Регину. Пока она не придумала очередной «гениальный план» как заставить Завольского вычеркнуть Андрея из завещания. К слову, вряд ли он сделает это даже если увидит гораздо более весомые доказательства «пристрастий» своего сыночка чем те размытые фотки, которые она ему слила. Но, опять же, со старым боровом всегда крайне сложно что-то прогнозировать, потому что его настроение и планы как чертов флюгер — меняют свое направление десяток раз на дню.

— У меня где-то завелась жирная крыса.

Завольский встает, подходит к окну, перекатываясь на коротких ногах словно колобок. Одежды, которая пошла на один его костюм, хватило бы чтобы пошить чехол для «Боинга».

Хорошо, что он стоит спиной и я могу позволить себе выплеснуть через едкую усмешку хотя бы часть накопившейся его адрес желчи.

— Сначала письмо, теперь кто-то разболтал про «Wellbeing». У меня где-то течет, а я, блять, даже не знаю где, чтобы заделать дыру.

Даже немного обидно, что обе его проблемы никак не связаны с моим непосредственным участием. А что, если все эти тревоги добьют его каким-нибудь прекрасно внезапным инсультом и Завольский сдохнет до того, как я собственными руками закопаю его в дерьме? Это сильно облегчит мне задачу, но поставит крест на желании обязательно сатисфакции с обязательным разоблачением имени, которое будет написано на прилетевшем ему в лоб бумеранге.

Имени моего отца. Имени моей мамы. И моем — тоже.

— Юрий Степанович, не хотела заводить эту тему…