Соль с Жеваховой горы

— Ты не по его душу до сюда пришла? — вдруг забеспокоилась Фира. — Не до Коленьки моего неприятности делаешь?

— Нет, успокойся, — Таня прекрасно понимала, что в чем-то Фира права, — я по другому делу. Мне про одного человека узнать надо.

— Знаю, о ком ты, — Фира тяжело вздохнула. — Как все произошло, так мой Коленька уже сколько ночей не спит! Тот еще гембель на нашу больную голову...

— Любишь его, своего Коленьку, — Таня с улыбкой смотрела на подругу, удивляясь, что кто-то с такой нежностью и умилением может называть Коленькой бандита Соляка, который среди последних главарей района заслужил славу одного из самых свирепых в городе.

— Страсть как люблю! — Фира прижала руки к груди. — Так и съела бы его, котика, такой он весь хорошенький, моя золотая сюсюнечка! Больше, чем жисть, люблю.

Было видно, что Фира почти полностью растворилась в этой своей любви, кроме нее ничего не видит и не слышит, и Таня вдруг позавидовала подруге. Сама она так не могла, никогда.

— Актер, — сказала Таня, — Игорь Баламут. Здесь работал.

— Это я его сюда взяла — на свою голову! — Фира вздохнула. — А ведь он был хороший мальчик. Светлый. Слова никому не скажет дурного! Добрый был. Девки до него: Гоша то, Гоша се, а он никому и не откажет, кому чем поможет — кому делом, кому деньгами. Мухи не обидит! Золотой был мальчик, Гоша...

— Он кокаин употреблял? — спросила Таня, в голове которой не укладывался образ «золотого» мальчика с наркотиками.

— Ну так шо? — Фира передернула плечами. — Так кто сейчас не нюхает? И я иногда балуюсь! Так шо, за то осуждать?

— Где он кокаин брал?

— Ой, мало ли где взять можно! Были бы деньги — так на каждом углу.

— Где он жил? — Разговор пока был бессмысленным — не было объяснений, как «золотой» мальчик, который мухи не обидит, ворвался в ресторан и открыл огонь по людям. — И где он взял оружие для этого?

— Здесь где-то, на Пересыпи. Я точно и не знаю. Старуха-мать у него осталась, кажется, — Фира задумалась, — девчонки что-то говорили.

— Он мужчин любил? — прямо спросила Таня.

— Вижу, ты уже слышала. Да, он такой был. Ну и что с того?

— Кто был его последним любовником? Ты знаешь?

— Нет, конечно, — Фира вздохнула, — меня эти чекисты большевистские о том же спрашивали! А я не знаю ничего, правда. Я с ним говорила мало. У меня ведь таких, как он, — цельный вагон!

— Кто может знать? — допытывалась Таня.

— Та девчонок несколько, — Фира задумалась, — тебе очень надо?

— Очень!

— Так я порасспрашиваю... А ты денька через два приходи. Я все тебе и доложу.

— Точно доложишь? — Таня испытывающе смот­рела на подругу.

— О чем базар! Зуб даю! — поклялась Фира.

Ида распахнула дверь, и Таня застыла, пораженная ее видом. Никогда в жизни она не видела ее такой! Ида словно вся светилась изнутри, а в глазах застыло никогда прежде невиданное выражение счастья.

— Ты в порядке? — Таня была удивлена настолько, что даже не решилась входить. Иду словно подменили, и перед ней стоял совсем другой человек — не та уставшая, замученная жизнью постаревшая женщина, провожавшая ее всего одни сутки назад.

— Ты не поверишь, что со мной произошло, — Ида зашлась счастливым смехом, который почти сразу перешел для Тани в категорию идиотского, — я тут встретила кое-кого...

— Ты... встретила? — В первый момент Таня даже не сообразила, что сказала грубость. К счастью, Ида слишком была поглощена своими мыслями, чтобы это заметить и тем более отреагировать.

— Да, — она посторонилась в дверях, пропуская Таню, — он к тебе пришел, а потом... потом... словом, ты сама все видишь.

— Сопли от счастья! — хмыкнула Таня, а потом вдруг опомнилась: — Я ведь всего сутки отсутствовала!

— Вообще-то он здесь, — Ида скромно потупила глаза, — как пришел, так и не ушел... Сутки назад...

— Так, а ну-ка подожди! — Таня нахмурилась. — Ты хочешь сказать, что в нашей квартире уже сутки находится посторонний мужик? С тобой и детьми?

— Он не посторонний, — Ида опять потупила глаза, и Тане даже показалось, что она покраснела, — совсем нет... Да ты сама посмотри! Шо уж тут хипишить.

Таня решительно вошла в гостиную. В одном из кресел сидел Зайдер. Он неловко поднялся при ее появлении и даже попытался отвесить ей шутовской поклон — в лучшие времена Мейер любил строить из себя нечто вроде скомороха.

Вот уж кого не ожидала увидеть Таня, так это Зай­дера, о котором забыла совсем!

— Майорчик... — выдохнула Таня, прервав неловкую паузу.

— Я тоже рад тебя видеть, — улыбнулся Мейер.

Он страшно постарел и утратил весь свой щегольской вид, которым так любил козырять в прежние времена. В его роскошной когда-то шевелюре появились седые пряди. Глаза словно выцвели, поменяв цвет сочных терновых ягод на блеклые желтоватые пятна. Таня отчетливо видела горькие глубокие складки у рта — отметины пережитых обид и глубоко спрятанных страданий. Да и одет он был кое-как.