Соль с Жеваховой горы

Она вспомнила, что в элегантности наряда Мейер Зайдер не уступал Японцу. Лакированные штиблеты, яркий цветок в петлице, модный котелок, белоснежная сорочка, бриллиантовые запонки, пестрый галстук — куда все это уплыло, каким ветром было унесено, в какие времена? Теперь на Мейере была выцветшая военная гимнастерка с заплатами, да еще и не по размеру. А воротничок с выдернутыми нитками выцвел от пота и грязи. На сапоги Мейера лучше было вообще не смотреть. Единственное, что осталось от прежних времен, — сапоги эти были чистыми. Это было уже воспитание, которое трудно искоренить: несмотря на потрепанный вид, Мейер умудрялся держать сапоги в порядке. Таня вспомнила, что кто-то очень давно рассказывал ей, что в далеком детстве Зайдер, как и все еврейские дети, учился в музыкальной школе. В отличие от Японца, вышедшего из самых низов, Мейер был из другой среды. И теперь, спустя столько лет, в облике его все равно сохранился налет благородства, как вкрапления драгоценных камней, вставленных в простую поломанную, спаянную оправу.

Таня прекрасно поняла, почему Мейер Зайдер даже в самом своем потрепанном виде сумел произвести столь сильное впечатление на Иду. Ида — бесхитростная душа! Выросшая в самых дебрях, трущобах Молдаванки, вместо детства получившая грубость и жестокость улицы, она никогда не видела таких блестящих мужчин, которые относились к ней уважительно, а не как к полному ничтожеству.

Грязная и пестрая публика Дерибасовской, подгулявшие матросы, мелкие жулики, грубые бандиты сделали душу Иды непроницаемой для всех человеческих чувств, словно закрыв путь любым проявлениям эмоций. Раны в ее душе еще больше растравило неудачное замужество с грузчиком — грязным животным, не имеющим ничего общего с человеком. Сама огрубев, отупев от горя и разочарований, Ида закрылась как сундук, ключ к которому навсегда оказался потерян.

И тут вдруг появился постаревший и потрепанный, но все еще блестящий Зайдер, который как никто другой умел обращаться с женщинами и мог покорить любую, буквально поманив одним пальцем! Таня вспомнила, что еще в далекие времена славы Японца Мейер слыл жутким бабником и все время попадал в какие-то истории с женщинами.

Злую шутку сыграла с Идой судьба! Таня ни за что не стала бы ей говорить, что в те, далекие времена красавчик Майорчик, избалованный самыми роскошными дамами Одессы, даже не посмотрел бы на простую девушку с Дерибасовской, тем более с ребенком! Но жизнь, перетасовав людские судьбы как колоду карт, сделала свой собственный расклад, побив все козыри сразу. И то, что сохранилось от прежнего блестящего облика правой руки самого знаменитого одесского короля, навсегда привязало к себе наивную и бесхитростную Иду.

— Откуда ты взялся? — Таня первой нарушила затянувшееся молчание, вдруг сообразив, что пауза длится слишком долго.

— Из Умани. Сбежал с сахарного завода, — честно признался Зайдер.

— Тебя будут искать, — Тане не понравились его слова.

— Будут, — он криво улыбнулся, — да не найдут.

— Зачем ты здесь? — Таня нахмурилась. — Ходили разговоры в городе, что Котовский хочет тебя убить.

— Кому об этом знать, как не тебе! — недобро усмехнулся Зайдер. — Ты же спишь с правой рукой Котовского.

— Так, — Таня ждала чего-то подобного, — вижу, ты уже навел обо мне справки. Ты в своем репертуаре, Майорчик!

— А то ж! — Зайдер хмыкнул. — Шо я, швицер задохлый, шоб сунуться, как кур в ощип? Но ты ошиб­лась за то. Постный хипиш. Я тебе не враг.

— А кто? — Таня недобро смотрела на него в упор — появление Мейера ей не нравилось все больше и больше.

— Не враг, — повторил Зайдер, и она не поняла, кого он пытается убедить — ее или самого себя?

— Зачем ты пришел ко мне?

— По делу. Помнишь, какие мы дела проворачивали? — тяжко вздохнул Мейер.

— Помню, — Таня нахмурилась, — но сейчас другое время. И совместных дел у нас больше нет.

— Потому я к тебе и пришел, — горько усмехнулся Зайдер, и в его голосе послышалось что-то похожее на искренность.

— Поясни, — Таня прекрасно понимала, что Мейер уже наслышан о ее делах, знает даже о том, что на нее точит зубы Чигирь, который, если бы не Туча, уже обязательно вонзил бы их в ее спину.

— Помощь твоя нужна, — честно признался Зай­дер, — Одессу хочу вернуть. Хоть ненадолго, как было при Мише. Ты знаешь.

— Глупость это. Миша мертв, — Таня смотрела на него в упор. — Многие пытались занять его место, но у них ничего не вышло. И у тебя не выйдет. Сам-то ты это прекрасно знаешь. Потому ко мне и пришел. Но не из-за Миши. А за другим. И вот я хочу знать, зачем.

— Ушлая ты, — Майорчик снова криво улыбнулся, — всегда была зубастая. Еще та шкурка! Недаром за то Миша тебя ценил.

— По чью душу ко мне пришел? — усмехнулась Таня. — Ты лучше прямо говори! Что ты обо мне слышал?

— Слышал, что взялась ты за старое и почти сцепилась с Чигирем. Туча вас двоих и держит, как собак цепных, в разных углах клетки.

— Чигирь тебе нужен? Не поверю! — воскликнула Таня. — Зачем?

— Да ну этого швицера Чигиря, шоб у него уши горели! — в сердцах сказал Зайдер. — Я по-другому до тебя делу.

— Не темни!