Солдаты Апшеронского полка: Матис. Перс. Математик. Анархисты

Она исчезла внезапно, встала и ушла, не дала мне опомниться, умница. В тот день мы ездили к океану. Гуляли по берегу мимо играющих во фрисби детей, мимо групп йогов и ушуистов, мимо стартовой площадки для дельтапланов вверху на семидесятиметровом обрыве, у форта с огороженными дорожками и сквозными насыпями – укреплениями береговой артиллерии; мимо песочного желоба, с которого скатывались на берег смельчаки из ребят, вытянувшись по струнке, прижимая кулаки к бедрам. Затем ужин в рыбном ресторане, чуть дальше к югу. В тот день fish of the day был палтус, запеченный в пальмовых листьях, мы добавили к нему бутылку воды, по бокалу белого вина, зажаренные кольца кальмара и белый хлеб со шпинатовым маслом – всем этим ее стошнило в море с пирса. Кое-как мы вызвали такси, вернулись домой, и она тут же стала собираться. Я ничего не спрашивал, стоял в дверях и судорожно придумывал спасительные варианты – в больницу? к подруге? У нее нет подруг, значит, в больницу, на сохранение, потянет ли ее страховка?..

Тереза торчит во мне, как стрела в солдате; она еще позволяет передвигаться – сдерживает кровопотерю.

Тереза приехала в Калифорнию по университетскому обмену, отучилась год и осталась нелегалкой. Раздавала флаеры, а заработанная мелочь шла на пончики и оплату койки в студенческой коммуне. Работала в пиццерии. Разрисовывала керамику в магазине русских сувениров. Тогда ей впервые и пригодились уроки русского – в соцстранах учили имперский этот язык. Я женился на ней, отлично понимая, что ей нужна лишь грин-карта, но я был благодарен судьбе.

Тереза уезжает, а я вдруг соображаю, что она захочет избавиться от ребенка, – и мечусь по городу, гадая, куда она поехала, мне страшно, что где-то там без моего ведома она что-то делает с нашим сыночком. Я даже не сопротивлялся помешательству.

От беспомощности я поехал в полицию. Там развели руками, затем вышел какой-то человек с папкой в руках и строгим голосом сообщил, что согласно законам штата мои действия сейчас могут быть расценены как противоправные, ибо я посягаю на свободу личности. Я поспешил уйти. Полисмен, огромный черный парень, помощник того строгого чувака, проводил меня к машине, он заканчивал смену и собирался отвалить. Предложил мне зайти в бар на углу площади вокруг у Civic Center

, я согласился, надеясь получить от него совет или какие-нибудь сведения. Запьянев, он стал мне говорить: “It’s a life, man. You fuck life until it fucks you”[24]. Он явно скучал, этот здоровенный парень с пустотой в глазах. Наконец к нему подвалил приятель, дерганый чувак с бородкой, поскребший мне ладонь указательным пальцем, когда я поздоровался с ним, и я понял, что пора сваливать.

Месяц я бесновался. Нанял частного детектива – невротического типа по имени Хал Сигальдо, небритого парня совсем не деловитых манер, но он мне был по карману и мне понравилась его конторка на Buchanan – прокуренная, сумрачная, вся полосатая от солнечного света, сочащегося сквозь рыбий остов жалюзи. Отрешенно мрачный и, казалось, нерасторопный, он искал Терезу два месяца. Я думал, он только делает вид, но он нашел ее – через запись приемного покоя частной женской клиники в Orange County. Информация была добыта нелегально – через организацию противников абортов, подпольно внедрявшихся во все женские клиники, ко многим частным образом практикующим врачам.

Тогда-то всё и решилось. Я взял его на руки – новорожденного моего сына, мне всегда казалось, что у меня должен быть сын. У меня не было выхода. У меня тогда не было выхода. Нет его и сейчас. Я стал нянчиться с ним. Через год я снова нанял Сигальдо. И он нашел ее, уже замужем, в Нью-Йорке. Я поехал и три дня наворачивал круги между Park Avenue

и Central Park, вокруг квартала, где находился ее дом. Они вышли на прогулку. И я увидел Марка. Так я нащупал нить. Что было дальше, я уже рассказывал.

И вот теперь я вижу ее здесь, в пыльном темном птичнике, перед клетками с хубарой, рядом с человеком, который остервенело фотографирует хубару и возвращается щелкнуть ее еще раз, уже после того, как Хашем выпроводил всех наружу. Хашем ждет, когда этот синеглазый блондин с поднятыми на лоб темными очками закончит. Тереза стоит пред Хашемом и открыто разглядывает его – великанского растамана с блаженной улыбкой на лице под грозно сросшимися бровями.