Солнечное перо

Эдвиг всегда был мудр. Он прекрасно понимал все, что случилось между Антией и владыкой Ашх-Анорна, – понимал, но знал, что никогда не укорит ее ни словом, ни взглядом.

– Он жив, – откликнулся Лантан-ин-Ман, словно давал Антии понять, что ей больше не следует задавать вопросы об Ардионе в присутствии Эдвига. – С ним сейчас Микелла.

– Я хочу его увидеть, – твердо сказала Антия. Ей хотелось попрощаться с тем, что случилось в Ашх-Анорне, и она считала, что имеет на это право. Попрощаться и больше никогда не видеться, не вспоминать, не говорить. Жить дальше в династическом браке, научиться любить Эдвига, земного мужчину, который достоин ее преданности как никто. Антии хотелось надеяться, что она все-таки сможет, – и она точно знала, что это не в ее силах.

Лантан-ин-Ман понимающе кивнул.

– Разумеется, – ответил он и ободряюще улыбнулся. – Я провожу вас.

Ардиона разместили в той части дворца, которая когда-то принадлежала отцу Антии. Эдвиг сказал, что королеву лучше отвезти туда в каталке, она еще очень слаба, чтобы идти самостоятельно, но Антия твердо заявила, что отправится туда на собственных ногах. Чем быстрее и больше она будет двигаться, тем лучше, – Эдвигу оставалось только кивнуть. Сменив сорочку, в которой она лежала в постели, на домашнее темно-синее платье, Антия вышла из своей спальни – Эдвиг заботливо держал ее под руку, и от того сердечного тепла, которое сейчас его наполняло, ей делалось не по себе.

Она спасительница обоих миров. Таллерия готовилась окружить свою королеву почти религиозным почитанием – Антия видела этот дымящийся восторг в глазах слуг и придворных, которых встречала на пути: они кланялись ей в ноги, кто-то падал на колени, едва не теряя сознания в экстазе, и она чувствовала, что все эти люди хотят дотронуться до нее, словно до чудотворной иконы.

В прошлый раз, когда она вернулась из Ашх-Анорна, было почти так же. Но тогда она была чудом, а теперь стала спасительницей. Мелькнуло чье-то знакомое лицо, и Антия остановилась.

– Дядя Бриннен? – жалобно спросила она, протянула руку к старому вояке. Он подошел, и в его глазах Антия увидела слезы. Дядя Бриннен смотрел на нее с тем теплом, с каким родитель смотрит на выросшего ребенка, но за радостью и гордостью светилось поистине религиозное почитание.

– Девочка моя, – выдохнул он и осторожно, словно боясь обжечься, прикоснулся к ее пальцам. Антия стиснула его руку, пытаясь опереться на свое прошлое, на себя в этом прошлом, – какое-то время они стояли рядом, держась за руки, а потом она сказала:

– Я не знаю, что с этим делать, дядя Бриннен. Я не знаю, как мне быть дальше.

– Ты знаешь, – откликнулся он и дружески сжал ее пальцы. – Ты все знаешь, Антия, ты всегда это знала. Просто иди дальше своим путем.

Он всхлипнул, провел ладонью по щеке, стирая слезы, и Антии показалось, что это было прощание навсегда. Эдвиг повел ее дальше, и в ней вновь ожил стыд.

Как она сможет жить с ним теперь? Как она сможет смотреть в глаза тому человеку, который больше всех остальных был достоин любви, которой она не могла ему дать? Уважение, дружбу, заботу – да. Но не любовь.

Теперь только это имело значение.

– Почему здесь так жарко? – спросила Антия, когда они вошли в тот зал, в котором отец собирал свою коллекцию картин о мировых войнах. Полотна по-прежнему висели на темно-синих стенах: нарисованные пушки палили по кораблям, солдаты бежали, беззвучно раскрывая рты, горделивые победители входили в чужие столицы во всем блеске своей славы, и Антия вдруг почувствовала запах гари.

– Это от него! – пропищал Зендивен. – Он изменился, Антия. Ему надо в небо.

Антия зажала рот ладонью.

Первым, кого она увидела, войдя в бывшие отцовские покои, была Микелла. Она сидела в маленьком кресле рядом с кроватью и старательно размешивала какое-то темно-красное варево в высоком хрустальном бокале. Верн сидел на подоконнике, беспечно болтая ногами, и Антии показалось, что он в любой момент готов обратиться филином и взлететь. Он выглядел бледным и вымотанным, но очень довольным, – она представила, как все это время он удерживал Кита, не позволяя ему поплыть через океан, и сердце дрогнуло.

– Привет, – негромко сказала Антия и махнула, приказывая закрыть дверь. Ноги ныли – она была уверена, что упадет на пушистый белый ковер, и в то же время точно знала, что сможет пройти еще много тысяч миль. Верн легко спрыгнул с подоконника, Микелла поднялась, поставила бокал на прикроватный столик, и вдвоем они помогли Антии сесть – только тогда она смогла посмотреть на человека, который лежал на кровати, до пояса прикрытый одеялом.

От раны не осталось и следа. Помедлив, Антия дотронулась до живота Ардиона – теплая чистая кожа, словно копье гривла никогда не пробивало навылет. Ардион дремал: вокруг его головы кружил рой бесчисленных рыжих искр, будто невидимые руки возложили корону. Под глазами залегли тени, лицо осунулось и заострилось, и Антия невольно вспомнила, как увидела Ардиона мертвым на постаменте в пирамиде.

– Ты нас спас, – сказала она, обернувшись на Верна. Он кивнул и улыбнулся.