Солнечное сплетение. Этюды истории преступлений и наказаний

То тут, то там разносились проклятия, вплоть до богохульства, угрозы дать по морде, исковеркать нос, отодрать уши, обесчестить чью-то мать. Знатные особы предпочитали бить друг друга кнутами, не сходя с лошади. Народ попроще даже не очень-то опасался случайно столкнуться с назначенными царем соглядатаями, которые отлавливали ругателей на месте и передавали стрельцам для штрафования «окладом за бесчестье».

При виде проходившего мимо иностранца московские лавочники, торговые сидельцы и извозчики кричали: «Немец! Шиш на кукуй!» От жителей Немецкой слободы москвичи держались подальше. Первые приезжавшие в столицу иноземные спецы, генералы и полковники упоминались в документах после дворян и детей боярских, а на торжественных мероприятиях места им предоставлялись ниже гостей из купеческого сословия.

Прикрепленные к посольствам приставы требовали от глав дипломатических миссий снимать шляпы раньше высоких должностных лиц при встрече с ними на улице. За малейшее жульничество иностранцев сурово наказывали. Вынужденные в интересах собственной безопасности всякий раз унижаться, они не скупились на похвалу и рядом с задравшим нос боярином своим несколько пришибленным видом вызывали к себе жалость…

Как можно дальше от Москвы предпочитали поселяться особые люди: звали их казаками, что в переводе с татарского означало «вольные, бездомные бродяги». Это уже со временем «казак» стал значить «вольный воин-удалец». Первопрестольную такие особые люди большого желания видеть не испытывали и свою привилегию проживать вольно на государственные повинности не меняли.

Казакам от души завидовали и сотни тысяч крестьян, собранных со всей страны на строительство нового стольного града в устье Невы. Воздвигался город с крайней поспешностью – под неусыпным надзором прикрепленных к стройке армейских офицеров и караульных солдат, не дававших никому отлучиться с работы. За прогул рабочего дня высчитывался трехдневный заработок, а потом еще и плетками наказывали. Посещение церкви считалось обязательным: попы внушали работать с усердием, не гневаться на начальников, почитать их и неукоснительно следовать их распоряжениям.

Досуг мастеровых в свободное от работы время регламентировался до мелочей. Из своей слободы и даже со своего двора им запрещено было отлучаться по вечерам и в праздники, за исключением разве церкви, кабака и бани. Даже заработанными деньгами не могли они свободно распорядиться, ибо о любой покупке полагалось извещать полицейского надзирателя, дабы он знал, у кого что имелось.

Однажды мастеровые из Москвы решили хором запеть песню на только что выстроенной ими улице – за это полиция избила их кошками. Следуя предписаниям, работные люди не имели права подходить близко к сооруженным ими дворцам, садам и паркам. Лишь по редким праздникам собирались они на лугах в окрестностях новой столицы и, упившись, ожесточенно дрались «на кулачки» до крови.

Единственной отрадой были кабак да баня, где парились по много часов. Там же могли и заночевать, а подчас и умереть на полке в парильне, заснув от полного изнеможения сил.

Тут уж, как говорится, не до эротики.

* * *

Государство Московское развивалось самобытно, и самобытно настолько, что о расхожих по всему свету платных плотских удовольствиях летописцы скромно умалчивали. Посему четкой картины, когда и как появились на Руси сексуальные утехи за вознаграждение, архивные документы предоставить не могут.

Ясно, что поклонники Диониса собирались обычно в корчмах, где, помимо горячительных напитков, продавались и гулливые женщины, готовые на всяческие забавы для тела и души. Заодно, даже под страхом наказания кнутом, представители сильного пола наутюживались там как портные, налимонивались как баре или просто употребляли как солдаты.

Главным же местом разврата служили не кабаки, а бани. Оголяясь, человек выражал своего рода протест против условностей семейного уклада жизни. То же происходило и в Китае, и на Арабском Востоке, и в Англии, где бани были особым видом борделя, в котором можно, в качестве дополнительной услуги, попросить девчушку для растирания бренного тела. Словом, банные удовольствия – далеко не российское изобретение. В ту пору такие заведения в Западной Европе тоже разрешали многое в своих помещениях, но хотя бы для видимости нужно было производить впечатление моющихся супругов.

Монахам на Руси тоже не чужды были тайные пороки сладострастья. Вот, например, документально свидетельствует об этом грамота великолукского митрополита Евфимия от 1695 года. В ней говорится: «Ведомо нам, преосвященному митрополиту, учинилось: в нашей епархии приезжают в монастыри богомольцы мужского и женского пола, и будучи в монастыре на праздники, жены и девы ночуют в кельях у властей и рядовой братии. И сие зло непристойно иноческому званию и неблагочинно, наипаче же грешно, ибо от того сети дьявола простираются к блудной похоти зазорной».