Солнечный дождь из черной дыры

– Такой молодой, жить да жить…

– Злой рок отнял у нас…

– Мы никогда не забудем…

– Прощай, дорогой друг…

– Крышку накрывай! Опускай плавно! Не задирай левый угол! Скамейки забрать не забудь!..

Нинель была чем-то озабочена и раздражена, постоянно шпыняла Веру. Не привыкшая к вниманию Вера, которой досталась главная роль – вдовы, чуть не подпрыгивала от испуга, как только кто-то к ней обращался. Юлька беззвучно плакала, старалась незаметно вытирать слёзы. Стас постоянно был рядом с ней.

– Стас, он ведь совсем не плохой был, – Юльке было важно, чтобы у Стаса остались хорошие воспоминания, – он о нас заботился. Он только казался равнодушным. Просто у него жизнь так сложилась, что его никто не научил любить. Но я точно знаю, он по-своему нас всех любил. Особенно тебя. Он успел тебя полюбить. Он всегда очень хотел сына. Ты понимаешь? Он знал, что ты где-то живёшь, он думал о тебе, у него душа болела. Ну почему вы так мало смогли побыть вместе? Ты так и не узнал его хорошо. Мне от этого так больно становится.

– Не плачь, Юль, – обнимал её Стас. – Для меня даже такой срок много значит. Мне кажется, я его понял, мне уже есть, что вспомнить об отце. Не плачь. Какая же ты добрая, в тебе ни капли ревности нет? Ведь он все последние недели меня не отпускал от себя.

– Что ты! – возмущённо отталкивала его Юлька. – Как в голову такое пришло! Я счастлива, что вы с ним успели хоть немного времени у судьбы вырвать. Ты из нас настоящую семью сделал. Я за всю жизнь так счастлива не была, как эти последние недели.

Все обратили внимание на трогательные отношения брата и сестры. Вера откровенно ими любовалась, а вот Нинель почему-то недобро косилась и брезгливо отворачивалась. Только что не сплёвывала под ноги Стасу.

Между провожающими мелькало лицо Кравцова. Опер был одет соответственно случаю в чёрную рубашку. Он со скорбным видом подходил к присутствующим, заводил разговоры, представляясь то приятелем усопшего, то дальним родственником. Когда он неосторожно приблизился к Нинель Борисовне, она с силой схватила его за рукав, наклонила к себе поближе и злобно зашептала:

– Что ты тут вынюхиваешь? Нечего к порядочным людям приставать, устроил тут клоунаду… Не там ищешь. Ты к этому блудному сыну присмотрись лучше.

Для убедительности она даже пальцем ткнула в сторону Стаса. Кравцов глянул в направлении её руки. Стас заботливо посматривал то на Юлю, то на Веру, не навязывая свою помощь. Скромный, серьёзный парень.

– Чокнутая старушенция, – пробормотал Кравцов себе под нос.

Вадика ещё не засыпали землёй, а народ с задних рядов уже потянулся к своим машинам.

Поминки проходили в ресторане, люди расслабились под кондиционерами, проголодались, звонко стучали ложки и вилки о фарфоровую посуду.

Утолив первый голод, встал толстый коротышка, который представился коллегой и другом усопшего – Никаноровым. Теперь на сытый желудок можно было более развёрнуто помянуть друга добрым словом и стопочкой водки.

– Ты, Вадик, скажу по-братски, отчебучил так отчебучил. В мирное время! Ведь сколько мы вместе пережили в девяностые! Сколько под пулями ходили, и ничего, ни царапины. И сейчас, ведь повезло сперва. Такая авария, машина разбита, а тебе снова ничего. Переломом отделался. Почитай тебе второй шанс выпал. А ты так его разыграл…

Никаноров сделал трагическую паузу, покачал головой, и всем стало понятно: «Лошара ты, Вадик! Сел пьяный за руль – ничего, бывает! Разбил машину – тоже ничего страшного. Машина, пусть даже «Лексус» предпоследней модели – это железка, новую купить можно, деньги есть. Главное, сам живой остался, хоть и покалечился слегка. Но после такого помереть от отравления метиловым спиртом?!!!! Пить палёную водяру?! Это ж надо таким идиотом быть!».

Все выпили, не чокаясь, за почившего идиота. Никаноров смачно отрыгнул и дал слово вдове. Вера расплакалась, что-то промямлила про кормильца. Взглянув на Юльку, похоронный тамада оценил её всхлипы и решил слово не давать. Следующим был Стас. Когда Никаноров представил его как сына усопшего, в зале воцарилась тишина. Немногие из знакомых Вадика знали о возвращении блудного сына.

Стас поднял рюмку:

– Я хочу выпить за отца. Вы можете как угодно воспринимать мои слова, можете считать непозволительной наглостью то, что я, человек, появившийся в этой семье всего месяц назад, Вадима Вадимовича называю отцом, – Стас невольно бросил взгляд в сторону Нинель Борисовны. – Но он успел оставить след в моей жизни, я его не забуду. И мне очень жаль, что я не набрался этой наглости и никогда не назвал его отцом при жизни. Прости, отец!

Стас залпом опрокинул рюмку. В зале раздались всхлипы, Вера разрыдалась.

– Д-а-а-а… Лучше не скажешь, – одобрительно покачал головой и промокнул скупую мужскую слезу Никаноров. – Может, кто ещё хочет сказать?

– Я хочу, – раздался резкий голос Нинель Борисовны.

Юлька и Вера забыли о слезах и застыли в нехорошем предчувствии.