Солнечный ветер. Книга третья. Фаустина

Авидий Кассий не таким его представлял. По книгам Светония и Плутарха, других историков, Лонгин казался высоким, сильным и непреклонным человеком, подлинным вождем легионов, главой сенатской партии, к речам которого прислушивался Брут, с кем дружил Цицерон. Во сне же увидал он небольшого сухонького старика с полностью облысевшей головой, с печальными глазами и горькими складками, залегшими вокруг рта. Видно много разочарований перенес его предок, не раз отдаваясь во власть призрачных надежд, получая душевные и телесные раны от вероломных предательств… Как истинный ревнитель республиканских традиций он не носил тунику, а был в тоге, обвитой вокруг голого тела, отчего на плечах его и руках можно было рассмотреть старческие пятна.

«Мы здесь, – продолжил Лонгин, – все вершители судеб Рима. И Сципион Африканский, о котором писал Цицерон тоже с нами. – Он провел рукой в сторону, точно хотел показать, что за ним находится толпа этих самых вершителей. Однако Гай видел только облака, гуляющие за спиной предка и самого Лонгина, парящего над ними. Из облачных прорех иногда непонятной, темной массой выглядывала земля. Она казалась мрачной, как будто в ней что-то погасло, и она перестала источать тепло, подобное солнцу. Темная, неизвестная земля вызывала опасения.

«Не бойся ее! – заметил настороженный взгляд Кассия Лонгин. – На земле мы становимся героями и побеждаем врагов во славу республики. Земля наш дом пока душа находится в теле. А на небесах мы уже не воюем, оставив внизу мечты и страсти. Здесь мы наслаждаемся покоем, который боги даруют великим».

«Значит ты не в подземном царстве у Плутона?» – нашелся Кассий, после того как оправился от первоначального испуга. Испуг хотя и случился во сне, но представлялся весьма реальным, как будто они с далеким предком встретились наяву.

«Нет, Кассий, я у небесных богов. Они открыли мне тропу на небо, как любому человеку с заслугами перед Отечеством!»

«Зачем же ты явился ко мне, Лонгин? О чем хочешь сказать, от чего предостеречь?» – спросил Кассий. В голове его мелькали прерывистые картины то погружая вглубь сна, то давая вынырнуть на поверхность. Ему виделся щуплый старик Лонгин, щурящийся как от солнца, ему виднелись строчки письма Цейония о болезни Марка, о судьбе Рима.

«Тебе надо спасти Рим! – сказал предок, подобрав губы в улыбку, отчего горькие морщины в уголках рта исчезли. – Надо спасти наше государство!» – повторил он.

«Но как мне поступить? Когда?..»

«Твой нынешний возраст должен прибавить пять оборотов и возвращений солнца²⁸ и тогда ты станешь единственным человеком, хранимым богами, от которого будет зависеть благополучие государства. Квириты будут смотреть на тебя с надеждой».

Лонгин говорил с торжественным видом, в его слабом голосе слышался металл былого полководца и сильного человека.

«Дерзай и запомни: не ты смертен, а твое тело», – закончил речь Лонгин, а Кассию показалось, что он повторяет слова Цицерона, которые тот вложил в уста Сципиона Африканского. Впрочем, это было неважно. Лонгин прямо говорил о его судьбе, ясно указывал на его стезю. Достоин или нет? Теперь ответ был очевидным.

«А что будет потом? – спросил он у предка. – Каким станет мое правление?»

Образ Лонгина начал блекнуть, словно яркие лучи солнца стирали на нем краски, лицо его, тело заколебалось, сделалось почти прозрачным, но до Кассия успели долететь два слова: «Оракул Гликона²⁹».

И предок растворился в глубине сна.

О жреце Александре Авидий Кассий слышал давно и прежде всего, от насмешника, едкого литературного критика Лукиана Самосатского. Тот рассказывал, что Александр даже задумывал его убийство – такое раздражение сатирик вызвал у священника, получающего оракулы от Гликона – земного воплощения бога Асклепия. Возможно, Лукиан и сам был виноват. Зачем полез не в свое дело, когда пытался отговорить сенатора Рутилиана от женитьбы на дочери жреца? Кто его просил совать туда своей крючковатый нос?

С другой стороны, предсказания, полученные Александром от Асклепия, хотя и были частенько запутанными, имели неоднозначное толкование, все-таки часто совпадали с реальностью. По крайней мере, всем так казалось. К Александру обращались знатные сенаторы, которых Авидий уважал. У него испрашивали оракул августейшая семья – Фаустина и Марк, в отдельных случаях, когда их разум испытывал затруднения перед неразрешимой задачей.

Сейчас, если слушать небесного предка Лонгина и вспомнить письмо вполне земного Цейония, прежде чем встать на скользкий, опасный путь претендента на власть, неплохо было бы получить прогноз от Александра Абонотейхского. Пусть это предсказание будет приблизительным, возможно, вызовет большие сомнения, и все-таки оно намекнет: стоит или нет ему, Авидию Кассию, вступать в борьбу за пурпурную тогу, если Фортуна предоставит такую возможность? Лонгин указал: «Оракул Гликона», значит боги посылали знак, где ему, Авидию Кассию, следовало искать ответы.