Солнце и Замок

Прежде, до этого самого момента, я полагал мертвеца человеком средних лет, однако юноше, стоявшему, моргая, передо мной, было не более двадцати. Вспомнив Милеса, я приобнял его за плечи и неторопливо, негромко, точно псу, сказал, что мы рады его возвращению в царство живых.

Гаделин с остальными, примчавшимися нам на помощь, попятились прочь. На лицах их отразился страх пополам с изумлением, чему я изрядно удивился (и не устаю удивляться по сию пору): как, как могут люди, столь храбрые перед лицом ужасного, оказаться такими трусами, столкнувшись с палинодией судьбы?

Возможно, дело лишь в том, что, сражаясь со злом, мы бьемся против собственных братьев. Я, со своей стороны, в тот миг нашел объяснение загадке, не дававшей мне покоя с самого детства – отчего, согласно преданиям о последней, решающей битве, целые полчища демонов вдруг побегут с поля боя при виде хоть одного из солдат Предвечного.

Капитан Гаделин выскользнул за дверь последним. На пороге он приостановился, разинув рот, набираясь смелости заговорить, а может, просто в попытке собраться с мыслями, но тут же развернулся и бросился бежать, оставив нас в темноте.

– Тут где-то свечка была, – пробормотала Бургундофара, и я услышал, как она возится в потемках, отыскивая свечу.

Мгновением позже я сумел не только услышать ее возню, но и разглядеть ее. Закутанная в одеяло, Бургундофара склонилась над небольшим столиком возле обломков кровати. Свет, накануне озаривший недужного старика в темной хижине, вновь пришел мне на помощь, однако Бургундофара, увидев перед собою собственную тень, обернулась, в ужасе вытаращила глаза и с оглушительным визгом пустилась бежать следом за остальными.

Гнаться за нею казалось бессмысленным. При свете, послушно перемещающемся в ту самую сторону, куда устремлен мой взгляд, я, как сумел, загородил вход креслами и обломками дверной створки и, дабы нам с воскресшим из мертвых было где отдохнуть, расстелил посреди комнаты вспоротый топором матрас.

Говорю «отдохнуть», не «поспать», так как, по-моему, уснуть ни одному из нас не удалось, хотя сам я раз или два задремал, а просыпаясь, слышал, как оживший мертвец расхаживает вокруг, словно вовсе не заперт в четырех стенах. Казалось, стоит мне смежить веки, глаза открываются сами собой, чтоб еще раз взглянуть на мою звезду, горящую в вышине, над крышей. И кровля, и потолок сделались прозрачными, как кисея; звезда моя, пусть бесконечно далекая, неслась сквозь пустоту к нам, к Урд. Наконец я поднялся, распахнул ставни, выглянул за окно и поднял взгляд к небу.

Ночь выдалась холодной, однако безоблачной: каждая звездочка в небесах сверкала, будто самоцвет. Где искать среди них свою я, как выяснилось, чувствовал инстинктивно, подобно перелетным диким гусям, безошибочно летящим прямо к привычному месту отдыха, пусть даже сквозь пелену тумана шириной в целую лигу. Вернее сказать, я чувствовал, где она должна быть, однако, взглянув туда, увидел только бескрайнюю тьму. Во всех прочих уголках небосвода звезды сияли обильными россыпями, будто горсти бриллиантов, брошенные на плащ мастера, и, может статься, каждая звездочка принадлежала некоему неразумному вестнику, столь же беспомощному, растерянному, как и я сам, но моей среди них не было. Моя – это я знал точно – была там (где-то там), хоть и неразличимая глазом.

Составляя хроники, подобные этой, всякому неизменно хочется описать развитие действия, процесс, однако некоторые события никаким развитием действия похвастать не могут, ибо происходят в одно мгновение: вот его нет – а вот оно есть. Так вышло и на сей раз. Вообразите себе: стоит человек перед зеркалом, а в зеркало летит камень, и оно моментально разбивается вдребезги.

Тут человеку и становится ясно: он есть он сам, а не тот человек из зеркала, которым он себя только что полагал.

Примерно то же самое произошло и со мной. Какой-то миг тому назад я полагал себя звездой, путеводным огоньком на рубеже Брия и Йесода, мчащимся сквозь вечную ночь. Но вот уверенность в сем исчезла как не бывало, и я вновь стал самым обычным человеком, замершим у окна, опираясь на подоконник – изрядно продрогшим, взмокшим от пота, дрожащим, вслушиваясь в шаги воскресшего мертвеца за спиной…

Городок под названием Ос мирно спал под покровом тьмы: зеленая Луна только что скрылась за темными холмами по ту сторону угольно-черного Гьёлля. Взглянув туда, где стоял окруженный зеваками Керикс, я разглядел в тусклом свете звезд кое-какие оставленные им следы. Движимый побуждением, коего сам не в состоянии объяснить, я отошел от окна, оделся, а затем, перепрыгнув через подоконник, приземлился в топкую грязь улочки за окном.

Приземление оказалось столь жестким, что я всерьез испугался, не сломал ли лодыжку. На борту корабля я привык быть легким, будто лануго, да и исцеленная нога, похоже, внушала мне куда больше уверенности в собственных силах, чем могла выдержать, но теперь-то я понял: на Урд, хочешь не хочешь, придется учиться прыгать заново.