Кружил он, не опасаясь ни сильных порывов ветра, ни проливного дождя, ни молний, сверкающих то тут, то там. Только подталкивало его что-то, торопя, тревожа попусту. Час, два, три кружил владарь над землями и горам, лесами. А зоркие его глаза нигде так и не видели маленькой светловолосой девочки. Сколько бы он ни опускался ниже к земле, сколько бы ни летал у ущелий и пещер — не видать было Элишки.
Но ведь никуда она из Ирия подеваться не могла!
Владарь проверил каждый драгоценный камень в огромной системе, отделяющей Ирий от мира людей. Ни один не треснул, ни один с места не сдвинули — защита оставалась целой и невредимой.
Дважды возвращался владарь домой, чтобы узнать — не приходила Элишка.
— О чем ты говорил с нею в последний раз??? — напустился он на сокола, вжавшего голову от испуга.
— Я все правильное говорил: что нужно вести себя учтиво, что в гнезда чужие залезать нельзя, что яйца — не трогать и не раскрашивать!
— И все?
— А говорили вы тем же тоном? — уточнила Аннутка, не находившая себе места. Пусть болезней и смерти в Ирие не существовало, только наводнение и ветер могли принести не мало бед. Оттого-то гнезда, что дома местные жители строили высоко на деревьях. — Нормальным тоном я говорил!
— Потому она и сбежала. Вы ж ребенка запугали своими постоянными придирками. Ей играть хочется, чтобы кто-то восторгался ее картинками…
— Да уж пол Ирия в восторге. Причем поклонников творчества сразу видно: одни заикаются, другие хромают…
— Хватит! — одновременно с громовым раскатом прозвучал голос владаря. — Что еще ты ей говорил?!
— Что после таких выходок надо прощения просить… — чувствуя себя виноватым, ответил сокол.
Еще одна попытка. Полет с твердой уверенностью, что уж теперь пропажа непременно найдется. Владарь точно знал, куда надо лететь: в сердце правобережья, к раскидистому дубу. И там, на верхней, широкой ветви, в пустом гнезде, свернувшись калачиком, лежала маленькая светловолосая девочка. Созерцание настолько одинокого, оставленного и позабытого всеми создания, рождало в душе владаря пустоту.
Он опустился на ветвь, склонился над гнездом, чтобы подобрать смертное дитя…
Элишка проснулась там, где чувствовала себя наиболее защищенной. Черное, мягкое одеяло, обволакивало ее как тучка, однако теплая и славная. Это одеяло прятало от тревог. И только от владаря спрятать не могло. Он сидел в кресле, как в первый день ее пребывания здесь, смотрел пустыми глазами, погруженный в собственные мысли.
— Опять разочарование? — спросила Элишка, поймав слезинку, скатившуюся по подбородку Квада. — Я не хотела тебя расстраивать… — Принялась оправдываться она. — Борис Васильевич сказал, надо извиниться. И я пошла. Но в гнезде никого не было. Я решила подождать, когда все вернутся. Или они теперь там не живут? А ты искал меня? Да?
Квад хранил молчание. Слушал, но ничего не отвечал.
— Ну не грусти! — попробовала улыбнуться девочка и скорчила рожицу правителю. У того лишь бровь изогнулась… что тоже было результатом. Правда, потом его еще попробовали потрепать за щеки, чтобы растянуть улыбку, так сказать, вручную. Квад категорически отказывался улыбаться.
— Спи! — не став терпеть насмешек, хозяин Ирия поднялся, чтобы уйти, и поискать себе занятие, пока в его комнате будет властвовать маленькое проблемное создание.
— Не оставляй меня. Пожалуйста! — поймала край его рукава Элишка, требовательно оттягивая назад. — Посиди со мной, пока я не усну.
Владарь присел в кресло, и стал ждать.
— Ты далеко! — надула губки девочка, и мужчине пришлось пересесть ближе, на кровать.
Тогда малышка легла на подушку и, уставившись на правителя, попробовала уснуть. Честно попробовала, но ничего не получилось. Поворочалась с бока на бок, замоталась в одеяло, как в кокон, размоталась — сон не шел. Только признаваться, что выспалась, Элишка не стала — ведь выгнал бы ее владарь из комнаты. Потому пошла на хитрость и завела разговор:
— Расскажи про маму.
— Зачем? — немного удивился владарь.
— Я не помню… — призналась маленькая. — Забываю. Помню, мама пела, чтобы я уснула. А ты споешь мне?
Владарь лишь покосился на ребенка, дав понять, что за песнями стоит обратиться вовсе не к нему.
— Ничего, если ты не умеешь или не знаешь ни одной песенки. Я тебя научу…
Элишка с готовностью учителя села на постели, напротив мужчины. Прокашлялась и завела: