Солнце над Бабатагом

— Чайханы не вижу,— улыбнулся Вихров.— И скорпионов.

— Обрати внимание — здесь будет театр оперы и балета,— сказала Лола.

— Где?

— Направо. Видишь фундамент?

Нельзя сказать, чтобы Вихров не был поражен грандиозностью перемен, но, сдержанный по натуре, он не высказывал вслух свои переживания, а только молча посматривал по сторонам. Они ехали зеленым тоннелем. Сросшиеся вершины деревьев почти не пропускали солнечный свет. Вокруг лежала глубокая тень.

Машина свернула с центральной магистрали, пронеслась по боковой улице и с легким скрипом остановилась у палисадника.

— Вот тут мы и живем,— объявил Мухтар...

Они сидели вокруг накрытого стола на затененной тополями веранде, вспоминая прошедшие годы.

Мухтар поинтересовался, не встречал ли Вихров старых товарищей. Тот рассказал, что бывший комиссар бригады Бочкарев — начальник кафедры Академии имени Фрунзе, Кондратенко — па западной границе, а Лопатин, с которым он в переписке, командует полком на Украине.

— Выросли люди,— заключил Мухтар.

— Да!— вспомнил Вихров.— Суржикова помнишь?

— Небольшого роста? Казак?

— Да. Он заместитель командира нашей дивизии.

— Скажи-ка!

— А что же? Он был очень способный.

На крыльце послышались чьи-то грузные шаги.

— Павел Сергеевич идет,— сказала Лола.

На веранду вошел, держа шляпу в руке, полный лысоватый человек с маленькими глазами. Он был в парусиновой блузе навыпуск и в черных брюках.

— Привет честной компании!— проговорил он басистым голосом, поднимая пухлую руку.— Шел мимо, думаю, зайду. Нет, вру, зашел специально посмотреть на вашего гостя.— Он кинул быстрый взгляд на Вихрова.— Вы что-то много о нем говорили. Надо полагать, интересный товарищ.

— Разрешите вас познакомить,— сказал Мухтар.

— Очень приятно. Старший агроном Младенцев Павел Сергеевич.— Он протянул руку Вихрову.— Бывший солдат шестой Алтайской кавалерийской бригады. Прошел огонь, воду, медные трубы и чертовы зубы,— заключил он, смеясь.

— Садитесь, Павел Сергеевич,— предложила Лола.

Младенцев грузно присел на скрипнувший стул.— А

нам не приходилось встречаться?— спросил он Вихрова, во все глаза смотревшего на него.— Что-то вы мне вроде знакомы?

— Не знаю. Не помню. Может быть, в Бабатаге?

— Позвольте, товарищ майор, не ваш ли полк освобождала наша бригада, когда вы попали в окружение?— предположил Младенцев с легкой усмешкой.

— Наш полк? В окружении? Никогда мы не были в окружении,— Вихров сделал отрицательный жест.— Это, знаете, чистейший Кафирниганский Верблюд!

— Какой? Какой верблюд?!—живо переспросила Лола,

— А ты разве не помнишь?— удивился Вихров.— Хотя нет, ты тогда еще плохо говорила по-русски. Это когда бабушкины сказки или нелепица — у нас называли «Кафирниганский Верблюд». В общем, имя нарицательное.

— А я что-то не помню,— сказал Младенцев.

— Расскажи,— попросил Мухтар.

Вихров согласился и, прихлебывая из стакана, начал рассказывать о том, как верблюд получил имя нарицательное. Произошло это еще в 1925 году, когда полк был перемещен из Юрчей в Кабадиан. К тому времени в воинских частях, расположенных на территории Восточной Бухары, было окончательно налажено плановое снабжение, причем доставка разного рода имущества производилась верблюжьими караванами. Однажды при переправе через Кафирниган один верблюд поскользнулся, упал и утонул вместе с грузом. Афанасьев умудрился списать с затонувшим верблюдом целую тонну разного рода имущества, тогда, как известно, верблюд может нести максимум полтонны груза.. Это обстоятельство послужило тому, что в дальнейшем каждое не вполне правдоподобное действие стали именовать «Кафирнн'ганским Верблюдом». Осенью того же года дивизия получила молодое пополнение. Учебный палаточный лагерь был организован в окрестностях Термеза близ афганской границы. Но тут налетел свирепый. вихрь, разметал палатки и другое имущество. Полковые завхозы принялись списывать недостачи. Афанасьев вспомнил, что за полковой хозяйственной командой числится двухпудовая чугунная гиря, утерянная еще на польском фронте, при выходе полка из-под Замостья. «Пиши в акт гирю, будь она трижды, анафема, проклята!— говорил он писарю Терешко.— Пятый год числится. Все глаза промозолила, разрази ее гром!» Корпусная комиссия, посмотрев акты, утвердила пропажу нескольких пар сапог и шинелей, но, когда дело дошло до злополучной гири, член комиссии, въедливый старичок, пожав плечами, сказал: «Позвольте, но ведь это же самый что ни на есть «Кафирниганский Верблюд!» «А что же, по-вашему, гиря лететь не может?!»— запальчиво возразил Афанасьев. «Но ведь двухпудовая!» «Ну и что же?!» «Да-с! Да-с! Будьте уверены. Да-с,— подхватил Осташов.— Я сам видел, как она летела в Афганистан!»—и для пущего убеждения маленький квартирмейстер даже показал рукой в сторону Амударьи... Но все же гиря так и осталась не списанной.

— Зачем вы, позвольте спросить, пожаловали в наши края, товарищ майор?— спросил Младенцев, когда собравшиеся вдоволь посмеялись над рассказом Вихрова.

Тот вкратце изложил цель своей поездки.