Солнце над Бабатагом

Девочка смеющимися глазами взглянула на Вихрова, перевела взгляд на бодро шагавшего деда и с лукавой улыбкой сказала:

— Дедушка, товарищ майор сам все увидит. Зачем же ему говорить?

— Ну хоп-майли!—согласился старик.— А теперь посмотрим, как старый друг ишак Нури живет.

— А разве он еще жив?— удивился Вихров.

Карим-ака ничего не ответил, а перейдя двор, толкнул дверь в небольшой светлый сарай.

У кормушки стоял ишак мышиной масти. Услышав голоса, он повернул голову с замшевым носом и умными глазами посмотрел на вошедших.

— Вот он, Нури! Вот!— сказал Карим-ака.— Только старый стал. Ходить не может. Скоро помирать будет. Видишь, как он живет? Вот окно есть. Я так не жил.

Вихров смотрел на старого ишака, который, не отворачиваясь, слезящимися глазами продолжал глядеть на вошедших...

Покинув Нури, старик повел своего гостя в поля, рассказывая ему, как горцы Каратегина всю свою жизнь мечтали переселиться в долину Вахша. В горах хлеба почти нет. Жители питались и кормили скот сушеными ягодами тутовых деревьев.

Человеку, не знакомому с этими условиями, показалось бы невероятным, чтобы жители гор могли добровольно спуститься в бесплодную долину. Да и Вихрову хорошо помнился чудесный воздух альпийских лугов и удушающий зной пустыни, которая в те времена была здесь. Но теперь, когда он видел всюду, неузнаваемо преображенную природу, плодовые сады, виноградники, убегающие до самого горизонта поля хлопчатника и прямые, как стрелы, каналы ирригационных систем, он окончательно понял все величие совершенного.

А Карим-ака все пояснял и рассказывал.

Так они ходили, разговаривали и смотрели до тех пор, пока Файзи не стала жаловаться, что у нее устали ноги. Тогда Карим-ака предложил вернуться домой.

Во дворе, вокруг супы с поставленным на ней угощением, уже собрались гости. Кроме Ассы, тут были три женщины. Вихров сразу понял, что они принарядились. Во всяком случае пестрая шаль, накинутая на плечи самой молодой, и резиновые калоши были лишними в этот теплый солнечный день.

Карим-ака объявил, что это его дочери. Черненькую, длинными косами и мягким овалом лица, звали Гюль-нарой. Молоденькая, очень хорошенькая, со смешливыми огоньками в карих глазах, носила имя Таушон. Третья, очень стеснительная, была Фатима, жена Ассы.

Вихров пожал протянутые ему руки, причем Фатима покраснела и опустила глаза.

— А Василий на Дмитриевич почему не пришел?— спросил Карим-ака.

— Я ему говорил. Он обещал,— сказал Асса.

— Ну, будем чай пить,— сказал старик.

Он усадил Вихрова рядом и принялся угощать.

Кроме маленьких чайников и пиал, на супе стояли тарелки с очищенным миндалем, фисташками и плоскими гроздьями сушеного винограда. Посреди лежала стопка румяных лепешек.

Вихров слушал старика, отвечал на вопросы и, ловя на себе любопытные взгляды смеющихся глаз Таушон, с удовольствием пил душистый чай.

Фатима вышла куда-то и тут же вернулась, неся на большом блюде целую гору желтоватого плова.

Во двор вошел сутулясь пожилой человек большого роста с непокрытой головой, поросшей курчавыми волосами. На нем была кожаная куртка и черные суконные брюки, заправленные в кирзовые сапоги.

— А вот и наш Василий!—сказал Карим-ака с радостным оживлением.

— Старший механик, Его зовут Василий Дмитриевич,— пояснил Асса Вихрову, который с любопытством смотрел на бритое, с глубокими шрамами лицо вошедшего.

Фатима, как старшая, разложила плов по тарелкам.

— Кушай, кушай,— говорил Карим-ака гостю, поместившемуся подле него.— Это наш бухарский плов.

Вихров ел, а сам то и дело посматривал на механика. Его интересовал этот человек, по-видимому, бывалый солдат. Наконец он не выдержал и спросил, не приходилось ли Василию Дмитриевичу воевать в этих местах.

Механик отвечал, что он действительно старый бухарец, воевал в Восточной Бухаре в начале двадцатых годов, но, представьте, даже не ранен, а вот после демобилизации с ним произошел случай, едва не стоивший ему жизни.

Вихров попросил рассказать, как это было.

— Вы знаете Байсунское ущелье?— спросил механик.

Вихров сказал, что не только хорошо знает это ущелье, но однажды наткнулся в нем на засаду, правда, сумел отбиться.

— А вот у нас хуже получилось,— начал механик.— Тут, представьте, вот было дело какое. Мы, демобилизованные, человек триста шли из Душанбе на Карши походным порядком. Двести пятьдесят километров. Шутка сказать. С нами прикрытие — эскадрон с пулеметами. Приходим в Мершаде. Отсюда нашему прикрытию было приказано вернуться обратно. А навстречу нам из Байсуна должен был подойти кавалерийский дивизион и сопроводить нас через ущелье.

— Я помню, там очень большой переход,— сказал Вихров.

Механик утвердительно кивнул головой.