Басмачи, свертываясь в колонну, скрывались в дальних садах.
— Товарищ Сачков, а где же. Латыпов и Парда?— спросил Кондратенко.
— Да я и то смотрю, вроде их нет,— сказал взводный, оглядываясь.
— Вон они! Вон Латыпов!— крикнул наблюдатель, стоявший на крыше кибитки.
Бойцы во весь рост поднялись на дувалах.
Парда и Латыпов, пригнувшись в седлах, скакали к кишлаку. Позади них и в стороне хлопали редкие выстрелы.
— Куда он поехал?—с беспокойством сказал Ильвачев, увидев, как Парда, широко раскинув руки, поскакал как раз в ту сторону, откуда слышались выстрелы. Вот его лошадь махнула через арык, и Парда, перевалившись на бок, выпал из седла.
— Убили! Парду убили!—тревожно заговорили наблюдавшие за ним бойцы.
Латыпов подъехал к товарищу, нагнулся, поднял его на седло и поскакал к кишлаку.
Но навстречу ему из карагачовой рощи показалась большая толпа басмачей.
Латыпов метнулся вправо, к узкой расщелине, но и оттуда уже выезжали всадники в пестрых халатах. Увидев, что ему не прорваться в кишлак, Латыпов повернул лошадь и поскакал в горы...
Бойцы молча следили за ним.
Кузьмич вздрогнул: вблизи стукнул выстрел, другой, и вслед за этим резко ударили залпы подкравшихся басмачей. Пули глухо шлепались в глинобитные стены. Выронив винтовку, повалился со стоном один из бойцов. Упала, забилась, пытаясь подняться, подстреленная лошадь.
В сбившемся во дворе отряде произошло замешательство. Люди бросились в стороны. Лошади рвали поводья, взвивались на дыбы и шарахались.
«Попали»,— подумал Ладыгин. Первой его мыслью было спасти бойцов от опасности.
— Укройся!-- крикнул он,— Заводи лошадей за дувалы!
В эту минуту бородатый басмач, вскочив на ворота, прицелился в него из винтовки.
— Стой! Стой! Не смей!—закричала Маринка. Она рванулась вперед и то ли умышленно, то ли нечаянно своим телом прикрыла Ладыгина. В суматохе никто не заметил, как девушка, ахнув, упала подле дувала. Вокруг слышались крики, стоны и выстрелы.
«Гляди, сколь их повысыпало!»— подумал взводный Сачков.
На плоских крышах ближних и дальних кибиток, окружавших двор с трех сторон, появились, забегали черные на фоне солнца фигуры басмачей. Они стреляли кто с колена, кто стоя, некоторые с гиком размахивали обнаженными шашками.
Но выбежавшие к дувалам пулеметчики уже сбивали их с крыш.
— Товарищ военком, поберегитесь!— крикнул Харламов, увидев, как Ильвачев с ручной гранатой в руке тоже влез на дувал. За ним полезли Вихров и чернявый боец из первого взвода. Вихров не успел метнуть гранату, как что-то крепко ударило его по голове. Он пошатнулся и сполз со стены. На его лице показалась кровь.
— Поранило?-- Харламов тревожно метнулся к нему.
Вихров, тоже бледный, не мог понять, что с ним случилось. Размазывая кровь, он провел рукой по лицу.
— Пустое,— Сказал он,— это меня камнем с рикошета ударило.— Сказав это, он тут же невольно подумал, что смерть вот уже третий раз прошла мимо него.
Стрельба прекратилась. Не выдержав пулеметного огня, басмачи попрятались за дувалами. Наступила звенящая тишина. И тогда с тыльной стороны двора, в котором укрепился осажденный гарнизон, послышался катившийся по земле гулкий конский топот. Видимо, в кишлак входил новый конный отряд. Всадников не было видно. Их скрывали дувалы, но по гортанным крикам Иван Ильич понял, что к Казахбаю подошло подкрепление. Он не ошибся. В Гилян вошел помощник Казах-бая Мирза-Палван. Он привел с собой две сотни всадников.
В ожидании нового штурма Ладыгин распорядился укрепить ворота. Харламов доложил Ивану Ильичу о потерях. Среди тяжелораненых оказалась и Маринка, которая, как сказал Харламов, была без сознания...
Увидев, что в кишлак ему не прорваться, Латыпов пустился по круто вьющейся вверх, заросшей кустами козьей тропинке. Когда он достиг половинной высоты скалы, у подошвы горы послышались выстрелы. По свисту пуль Латыпов понял, что стреляют по нему, и погнал лошадь вперед. Но тропинка была теперь так крута, что подниматься можно было лишь только. У подошвы вновь рассыпались выстрелы. Лошадь сделала несколько судорожных движений и упала, ткнувшись мордой в кусты. Тело Парды соскользнуло на землю.
Теперь, когда в густой заросли они не были видны, Латыпов решил осмотреть рапу товарища. Он перевалил Парду на спину и вскрикнул, увидев залитое кровью лицо. Взяв свою флягу, он обмыл рану.
— Парда! Парда!—звал Латыпов, стараясь влить оставшуюся воду в рот юноши.
Парда молчал.
Тогда Латыпов вынул нож, отрезал кусок чалмы и крепко обмотал голову раненого.
Внизу послышался шорох.
Латыпов осторожно раздвинул кусты. Вверх по тропинке крался рыжебородый басмач.
Латыпов прицелился в заросшее волосами лицо. Приклад толкнул в плечо. Басмач привскочил и, дернувшись, замер.
Парда застонал.
Латыпов быстро нагнулся к товарищу и встретил устремленный на него взгляд так хорошо знакомых ему карих с зеленоватой искоркой глаз.
— Башка мало-мало пропал?—спросил тихо Парда.
— Нет... Кожу порвала. Видно, рикошетом ударило,— радостно сказал Латыпов.— Слушай, надо бы нам повыше подняться,— он показал вверх, рукой.— Можешь идти?
— Воды!— попросил Парда.