Если бы я не взял на себя роль пай-мальчика, показывающего всем своим видом внимание и только внимание, я бы расплылся в польщенной ухмылке. Он заметил то, чего не замечал никто! Не знаю, зачем мне это было нужно, но я старался монтировать так, чтобы репортаж или то же интервью хотелось смотреть. Что там пальцы, постукивающие по столу или играющие ножом для разрезания бумаги! У меня в кадре играли и ноги, и ножки стульев, и часы на стене, и портреты, и занавески на окнах. Такие изыски что в репортаже, что в интервью были, конечно, совершенно не нужны — никто их и не замечал. Лишь Николай однажды, когда я на съемке требовал от него переходов с плана на план, панорамирования и всяких других штукенций, с порицанием отчитал меня: «Опять будешь художественный фильм стряпать?»
— Начинаешь понимать, к чему я? — спросил Фамусов.
— Я весь внимание, Ярослав Витальевич, — сказал я с невинным видом.
А сам внутри так и взвился к потолку: о чем, кроме как снять музыкальный клип, могла идти речь?!
Ну да, так оно почти и оказалось. Только я слишком высоко хватил.
— Мне бы хотелось, чтобы ты перемонтировал один клип. — Фамусов выкушал кофе, поставил чашку на блюдце и, словно внезапно осерчал на них, резким движением двинул чашку с блюдцем по столу от себя подальше. — Со вкусом у тебя вроде в порядке — это, можно считать, три. Нужно, чтобы клип играл, как бриллиант. Чтобы он привораживал. Зажигал! А не так, как сейчас… — Он будто выругался. — Берешься?
— Ну, Ярослав Витальевич, — начал я с уважением к себе. — Надо ведь увидеть материал, что он из себя представляет…
Фамусов прервал меня:
— Я сказал тебе, какая у меня очередь на это предложение? Берешься сейчас тебе покажут и материал, и монтажную тебе в распоряжение… Хочешь быть автором клипа? — Он посмотрел на часы. — Мне пора идти. Да? Нет?
Автором клипа! Он засаживал мне крючок не в глотку, а в самый желудок.
— Гонорар, Ярослав Витальевич, — вспомнил я о краеугольном камне цивилизации, разговором о котором было прилично дать согласие, не потеряв лица. — Что гонорар?
— Еще и гонорар? — поднимаясь, изобразил на лице удивление Фамусов. Но тон его явствовал, что это шутка. — Пятьсот целковых американскими. Больше не получается! — тут же пресек он любые поползновения с моей стороны поторговаться.
Произнося это, он уже двигался к двери, и я вынужден был последовать за ним. К своему эспрессо я не успел даже притронуться, и теперь ему была уготована жалкая участь стечь в канализацию девственным.
В приемной Фамусов, указав на меня секретарше, приказал ей проводить «молодого человека» к некоему Финько.
— Он все знает, и все с ним обговорите, — сказал он затем мне и подал руку: — Успехов!
Руку он мне подал уже почти от двери приемной, и мне, чтобы пожать ее, пришлось поспешно сделать к нему несколько шагов.
Об Ире нами не было произнесено ни слова.
Об Ире не было произнесено ни слова, а с ее сестричкой я встретился уже через пятнадцать минут. Правда, не вживе, нет. На экране монитора. Это, оказывается, был ее клип. Она там красиво закидывала голову, перебрасывая распущенные волосы с одной стороны на другую, глядела из-под этих волос вампиршьим взглядом, сидела, бегала, лежала. Ну и пела. Песня называлась «Мой волшебник». Соответственно теме были выстроены декорации: какой-то волшебный готическо-башенный замок, подъемный мост, низкие своды внутренних помещений. Уже по одним этим декорациям было видно, что клип влетел Фамусову в копеечку.
Песня была кошмарна — что слова, что музыка (музыка — Арнольда?), но пела она вполне сносно, петь ей было чем. И операторская работа тоже была недурственна. Но вот режиссерски — настоящее светопреставление. Это был какой-то хаос картинок, сценарный замысел утонул там, как в трясине, от него торчали наружу ручки да ножки.
— Это кто так удружил Ярославу Витальевичу? — спросил я Финько, крутившего мне клип.
— Да вроде как ничего, нормальный парень. Студент ВГИКа, — отозвался Финько. — Ярослав Витальевич сам его и привел.
Он был очень осторожным человеком, Леня Финько, сверхосторожным, как воробей, клюющий зернышки у человеческих ног: чуть что — и порх в сторону, как здесь и не прыгал. Непонятно было, что он о чем и о ком думает, вслух он всегда говорил лишь то, что не могло ему повредить — никогда и ни при каком раскладе. Ему было лет тридцать, он занимал в «Видео-центре» должность арт-директора (правда, тогда эта должность называлась еще как-то по-другому).
Я просмотрел клип раза три и принялся за исходники. Исходников было отснято едва не на полтора часа. Фамусов не пожался и на пленку.
— Что? Как вам? — спросил Финько, когда я закончил с исходниками и, пошатавшись по офису, отыскал его.
По исходникам получалось, выклеить клип можно, но для этого следовало не перемонтировать его, а монтировать заново. Что я на вопрос Финько и ответил.
Финько закивал:
— Да-да, я полагаю, Ярослав Витальевич с вами бы согласился.